ПОП-КУЛЬТУРА ЗАЦИКЛИЛАСЬ НА САМОЙ СЕБЕ
болка с надписью «Я ненавижу Pink Floyd», благодаря которой он стал вокалистом Sex Pistols, на самом деле не значила ничего, и он вполне себе любил творчество вышеуказанной группы (причём не только в эпоху Сида Баррета, но и в период «The Dark Side of the Moon»). Элвис Костелло — злобный ньювей-вер, который когда-то говорил омерзительные вещи о дряхлых американских хиппи Стивене Стиллсе и Бонни Брамлете, теперь участвует в телешоу «Spectacle», берёт интервью у таких людей, как Джеймс Тейлор и Элтон Джон, и рассуждает при этом об их общей любви к корням американской музыки.
СЕЙЧАС
Затем я попал в зал восьмидесятых, в котором представлены инди-сцена (The Smiths и другие), метал (Iron Maiden, Def Leppard и другие) и манчестерская эпоха клуба Hagienda. Последняя зона в основном посвящена девяностым и нулевым, то есть брит-попу и британскому «женскому» буму (Эми Уай-нхаус, Кэйт Нэш, Адель, Даффи и прочим), соседствующему со Spice Girls и лауреатами премии Brit Awards (для них предусмотрены отдельные стеклянные витрины). Британская «уличная» музыка (в основном это грайм) представлена интервью: Диззи Раскал, Kano, D Double Е и Footsie рассуждают о «только что зародившемся жанре» и упрекают Тима Вествуда — знаменитого рэп-диджея с Би-би-си — за то, что он «проспал» грайм. Поражает, что этот зал, очень сумбурный и сделанный на скорую руку, призван отразить шестнадцатилетний период, в то время как два четырёхлетних периода шестидесятых заслужили по отдельной экспозиции каждый. Музейные катакомбы недвусмысленно указывают на то, что любой музыкальный год шестидесятых был намного насыщенней и важней, чем тот же период последних полутора десятка лет. Не то чтобы я был не согласен с этим, такой взгляд вполне согласуется с мнением среднестатистического посетителя музея, который по большей части уже зрелый человек, а не подросток. Музеи по определению не могут посвящать большую часть экспозиции современности, но сайт British Music Experience обещает, что его последний зал ответит на все вопросы относительно настоящего и будущего современной музыки. Должно быть, я пропустил его, потому что, миновав период с 1993 года по настоящее вре-
мя, я опять попал в сувенирную лавку. По пути к выходу я наткнулся на незамеченную мной при входе огромную картонную фигуру Джонни Роттена. Она стояла во всём своем «булавочном» великолепии и указывала посетителям на вход в музей. И тут же в моей голове раздался голос: «Нет будущего, нет будущего. Для тебя нет будущего».