Библиотечные «раскопки» продолжались и в Москве в Исторической библиотеке. Проводником Дау был великолепным.
Труднее шли занятия физикой в Казани. После увлекательных книг по теории поля и статистике Дау и Е. М. приступили к книге по гидродинамике (теория сплошных сред, ибо она включала и теорию упругости).
Как я сейчас понимаю, курс лекций, который читал Дау, был лучшим способом изучать новую науку. Дау был великолепен. Он рассказывал о турбулентности и проблемах ее теории, говорил об ударных волнах и многом другом, о чем мы не слышали в университете. Не умея слушать, не понимая, он был безжалостен и к слушателям. Мне попадало не раз, когда, потеряв путь рассуждений, я не мог скрыть своего непонимания. Книга по гидродинамике стала одной из лучших книг Курса Ландау—Лифшица.
Вернувшись в Москву летом 1943 г., Дау возобновил семинар. Сначала на семинаре присутствовало лишь несколько человек. Постепенно в Москве с появлением И. Я. Померанчука, А. С. Компанейца, Б. Н. Финкелынтейна, И. М. Халатникова научная жизнь, не прерванная войной, пошла полным ходом…
М. А. Стырикович
ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ О ДАУ
Более 2 тысяч лет тому назад греческий мудрец Солон сказал царю Крезу, который хвастался своим богатством, что ни один человек не может считать себя удачливым, пока его жизнь не пришла к концу. Естественно, это относится и ко мне. Но все же в 84 года уже можно сказать, что по крайней мере большую часть жизни судьба меня баловала. И одним из лучших подарков судьбы было то, что в течение более чем 30 лет я был близким другом Ландау.
Профессиональные интересы у нас мало соприкасались: он — блестящий физик-теоретик, я — практик и даже в наиболее близкой к нему области — теплофизике — чистый экспериментатор.
Конечно, и в научной области бывали точки соприкосновения. Всякий раз, когда я брался за какую-либо новую задачу, я, естественно, искал встречи с учеными, уже работавшими в данной области. Но, если никого не оказывалось, а такие случаи бывали, я шел к Ландау, твердо зная, что его могучий интеллект сразу поможет ему разобраться даже в далекой от него области.
Но, конечно, основное, что нас связывало, — это чисто человеческие чувства, общность взглядов и наличие ряда общих увлечений, в частности страстная любовь к поэзии.
Тесные, постоянные контакты между нами начались почти сразу после первого знакомства и не прерывались до кануна того страшного дня — дня автомобильной катастрофы. После этого, хотя я многократно навещал его, была видимость общения, и он даже вспоминал отдельные эпизоды из прошлого, но того Ландау, которого я знал и любил, больше не было. Осталась только возможность мысленно снова и снова переживать прошлое.