Может быть, именно эта строгая логичность мышления, стремление «внести порядок» в сложный переплет человеческих отношений и чувств приводили Дау в ряде случаев к некоторому противоречию между его словами и действиями.
Я понимаю, как трудно и опасно анализировать характер другого человека, даже если он тебе близок и очень с тобой откровенен. Я хорошо помню, как сам Ландау не без основания издевался над одним немецким искусствоведом, который в монументальной биографии Гёте, приводя цитату из письма великого поэта, в которой говорилось о его влюбленности в определенную женщину, делает свою сноску: «В этом вопросе Гёте ошибался, в то время он был влюблен в другую женщину».
Кстати, Ландау вообще очень критически относился к искусствоведам, называя их «кислощенцами» (от известной формулы «профессор кислых щей и сочинитель ваксы»), и я, признаться, разделяю его точку зрения — по крайней мере по отношению к большинству людей этой специальности.
Ландау отчетливо понимал необходимость учета субъективности в оценках. Я помню, как он возмущался, когда кто-либо говорил: «Эта женщина очень красива, но она мне не нравится». Он немедленно взрывался: «Но, если она вам не нравится, значит, для вас она не красива».
Это же логическое представление о том, что при любой оценке надо не подчиняться каким-либо правилам, а всегда базироваться на личной точке зрения оценивающего, он проводил с неизменной последовательностью. Например, достаточно было какой-либо женщине высказать оценку внешности другой, как немедленно следовала реплика: «Это не вам судить, а мужчинам; это так же неправильно, как мужчине оценивать внешность другого мужчины —ее могут оценить только женщины».
Поэтому в любую из его многочисленных «классификаций» обязательно входил элемент личности оценивающего. Так, например, он разбивал женщин на пять классов: самое низшее— чисто негативное отношение (иногда — «выговор родителям»), далее — нейтральное отношение, потом — явно положительное, но сравнительно пассивное отношение, положительное с отчетливым стремлением перейти к «высшим формам общения». И наконец, самый высший — сразу с катушек долой и память на всю жизнь.
Он всегда подчеркивал, что одна и та же женщина для разных мужчин может иметь любую из этих пяти категорий.
Однако это не мешало ему иногда с неодобрением и даже негодованием говорить о ком-либо, оценивающем женщину резко отлично от того, как ее оценивает он сам (следовала реплика: «Он просто патолог!»). Для себя он тоже (по крайне мере с 20 лет — начало нашего знакомства) установил определенный стандарт: ему могут нравиться только блондинки, не слишком интеллектуальные (иногда говорилось и более резко) и обязательно с отрицательной кривизной носа, т. е. слегка курносые (никоим образом не нос с горбинкой).