Пусть случилось худшее и контракт, высосавший моё немалое средоточие, стал контрактом Мастера третьей звезды. Я во Втором поясе. Сколько времени у меня займёт путь к третьей звезде? Год? Я потерплю год.
– Вставай, слуга. Или мне отдать приказ?
Руки дрожали, заставляя меня кривиться от злости. Слабак. Всего одно наказание и тело уже подвело? Где же идеальная закалка? Ему не хватает закалки болью и унижением? Забыл пески?
Но на птицеголового я взглянул с лёгкой заискивающей улыбкой.
– Господин?
– Уже лучше. – Домар махнул рукой. – Видишь вон у того стражника контракты? Подай их мне.
Я заставлял себя шагать, заставлял поднимать руки. Я сам подавал Домару контракты, которые делали из моих родных слуг его семьи. Домар думал, что я так спокоен из-за страха перед болью? Он ошибался. Я сгорал от ненависти к себе. Я так спокоен внешне, потому что знал, как Домар умрёт.
– Так.
В широкой открытой беседке сидел скрюченный и бородатый старикашка. Позади него поднималась из зелени сада красная крыша здания. Я предполагал, что того самого, где жили Саул. Не зря же нас провели через ворота во вторую часть поместья, где обычно жили хозяева. И слуги. Стражники выстроили нас перед этим старикашкой. А он внимательно оглядел и вслух посетовал:
– Так вот, что считает прибытком мой сын Домар: мальчишка, у которого есть только пустые звёзды.
– Отец.
Стражники расступились с пути Домара. Он в несколько шагов оказался внутри беседки рядом со старикашкой, бросил на столик перед ним наши кисеты, склонился к уху. Я сделал себя бесполезным в сражении, но Возвышение полностью со мной. Жаль, что всё равно слышал лишь обрывки фраз:
– Даже если… пустые, то звёздами они… не перестали… взгляни… талант…
– Ты же сказал, он, – жест старикашки не оставлял сомнений, про кого он говорит, – сжёг себе все меридианы.
– Какая им разница?
– Уверен?
– Даже если…, то сколько лет… б… растить самим? Я увидел шанс, я… Считаешь неправ?
Старикашка перевёл взгляд на меня:
– Сколько тебе лет?
– Четырнадцать… господин.
– Четырнадцать. Не могу поверить. Гарой должен был вцепиться в него зубами, уж их-то лекари хороши.
– Да он даже не сумел увидеть его силы. Сожжённый росток. Он даже не нагнулся за ним.
– Зачем… им он?
Домар ухмыльнулся и снова по птичьи кивнул:
– Пригодится.
Старикашка покачал головой:
– Ты… неправ…, когда связался…
– Мне надоело… прозябать…
– Мальчишка!
Я едва удержался от ухмылки. Вроде и не до веселья, минуло полсотни вдохов, как все мы стали слугами. Остальные, правда всего на два года, в отличие от меня. И всё же мы потеряли свободу. А я уже веселюсь. Но слышать, как Домара с его сединой называют мальчишкой, равняя со мной? Впрочем, если старикашка отец Домара, то неудивительно. Сколько же лет самому старикашке? Он выглядит даже старше моих стариков, что до сих пор не пришли в себя. Кроме того, у него две трети волос тёмно-красные, густо смешанные с сединой. И вокруг нас Второй пояс. Ему что? Больше сотни лет? Если так, то удивительно, что я для него не младенец.