– А ты правда спал на диване?
Бен хмыкает.
– Хорошенький перевод темы.
– Это не перевод. Я просто прошу тебя, Бен: никогда и ничего не делай за моей спиной. Никогда, пожалуйста. И если есть что-то, что ты уже сделал, скажи мне об этом сейчас. Потому что если я узнаю об этом от кого-то другого, мы с тобой больше не увидимся. Чем бы это мне ни грозило.
– Ладно. – Он поднимает руки вверх. – Я спал с тобой.
Я закатываю глаза.
– Но между нами спала Гринни, и я честно отплевывался от шерсти.
– Это уже больше похоже на правду.
Он указывает на спящую виари.
– Лучше бы я спал на диване, потому что я почти не спал. Она растянулась поперек, и мне досталась совсем маленькая полоска кровати.
– Не дави на жалость. – Я складываю руки на груди. – Ни за что не поверю, что ты не подвинешь одну маленькую виари.
Бен наигранно тяжело вздыхает.
– Гринни спала в ногах.
– Было что-то еще? – Я приподнимаю брови.
– Была ты, – отвечает он, глядя мне в глаза. – И твой запах. Легкий запах шампуня от волос и тонкий аромат твоей кожи.
Его голос становится хриплым и низким, а у меня все волоски на теле встают дыбом. Я чувствую это даже под одеждой, равно как и горящий узор харргалахт.
– Мне стоило невероятных усилий тебя не касаться. Не притронуться к тебе ни разу, Лаура.
Я прижимаю ладони к горящим щекам. Горячо не только щекам, но я не собираюсь этому поддаваться. Последнее, что мне сейчас нужно, – это настоящий роман с Беном, пусть даже «ради дела».
– Бен, мы просто друзья, хорошо? – говорю я. – Просто друзья – это значит, что я больше не говорю тебе, что мы никто, а ты больше не лезешь ко мне в постель. Если для тебя это невыполнимо, значит… я проиграла и мне придется вернуться в Ферверн.
– Просто друзья? – уточняет он севшим еще больше голосом. Мне кажется, сильнее было уже некуда, но я ошибалась. Всегда есть куда.
– Друзья. Хорошие знакомые. Называй как хочешь. Суть от этого не меняется. Договорились?
– Договорились, – произносит он резко, а потом поднимается. – Возвращайся в Ферверн.
Мне почему-то становится нечем дышать. По-хорошему – должно быть все равно, а мне так. Почему? Лучше думать об этом «почему», чем о том, что он только что сказал. Нас с ним действительно ничего не связывает и ничего уже не свяжет.
– Снимай харргалахт, – говорю я.
И запоздало думаю о том, что его харргалахт почему-то легла на мою кожу несоизмеримо мягче. В смысле меня же даже не лихорадило, не трясло, воду я пила, кажется, но меня не выворачивало наизнанку от жара. Это еще одно «почему», уже совершенно неактуальное, потому что Бен приближается ко мне. Опирается ладонями по обе стороны барной стойки и смотрит мне в глаза.