Уже в самом начале войны он повел себя как слабак: попав в окружение, добровольно сложил оружие и сдался заклятому врагу.
Потом он проявил трусость, когда пошел по своей воле работать на немцев. Вы, мой справедливый читатель, можете заметить: это не трусость, а смелость; такой шаг был связан с огромным риском, ведь если бы новые власти хоть каплю засомневались в Петре, его бы просто расстреляли! Да, тех, кто не проходил проверку, сразу пускали в расход. Об этом открыто пишет земляк Машерова Геннадий Ланевский, позже ставший начальником штаба в отряде имени Щорса (Дубняка)[582]. Но Машеров практически не рисковал. Его отец был врагом народа. Безвинно арестованный коммунистами и раньше времени ушедший из жизни в ссылке Мирон Машеро выступал гарантией того, что его сын будет верно служить новым хозяевам жизни. Это был главный козырь Петра и его матери, и он себя оправдал.
В третий раз Машеров струсил, когда враги арестовали его мать. Фактически они взяли ее в заложницы и готовы были обменять на сына…
Начиная с лета 1942 года, фашисты активно практиковали аресты гражданского населения и брали его в заложники за убитых немцев. Именно на этом основании был арестован и директор одной из гродненских школ профессор Юзеф Вевюрский, отец четверых детей. Его должны были расстрелять. Однако по просьбе старика, бездетного профессора и создателя гродненского зоопарка Яна Кохановского, Вевюрского заменили Кохановским. Впрочем, эта жертва ненадолго продлила профессору жизнь. Через год его снова арестовали и теперь уже расстреляли[583]. На этот раз спасти его было некому…
Машеров хорошо знал, что обмануть можно только однажды и платой за обман будет смерть. Когда мать повели на расстрел, он бездействовал. Вероятно, Дарье Петровне и не нужен был его героизм, потому что матери гораздо легче умереть самой, нежели видеть, как убивают ее ребенка. Так что, даже если бы он пришел к немцам на обмен, она, вероятнее всего, осталась бы с ним и уничтожили бы обоих. Но мы сейчас не о материнских мыслях и поступках — о сыновьих.
Кто-то, возможно, охарактеризует позицию Машерова как рациональную и благоразумную. Но, на мой взгляд, это однозначно слабость, подлость и предательство. И что-то мне подсказывает, сам Петр Миронович считал так же. Это была его незаживающая рана, которая не позволяла о себе забыть. Да и друзья, с которыми и враги не нужны, напоминали о ней при каждом удобном случае. В первую очередь Иван Климов, бывший начальник Машерова, который, судя по всему, очень уж завидовал своему более удачливому ученику. И Лаврентий Цанава, у которого он тоже путался под ногами. Да и Тихон Киселев с радостью избавился бы от амбициозного выскочки.