Он сорвал листок ольхи и медленно разорвал его.
Девушка встала, взяла руку юноши и склонилась к нему.
— А мне ты не можешь открыть своих мыслей? Разве я не пойму их? — спросила она.
— К чему говорить тебе о мыслях, зовущих к борьбе и опасностям? Тебе, мечтающей о домике у чистого родника на краю долины? И о том, как двое будут жить там, словно голубки, и питаться печеной картошкой?
— О нет! — рассердилась девушка. — Ты нехороший, если так понял меня. Да, я мечтала о спокойной жизни. Сказал же кто-то, будто счастье — это движение, превратившееся в покой… Так думаю и я. А ты ищешь счастья в буре, тебя манит огонь борьбы!
— Ах, ты все об этом личном счастье! — улыбнулся юноша. — Но в конце концов и я ищу его, только понимаю его шире. Счастье борьбы вовсе не в страдании.
— И все же ты ищешь страдания?
— Нет, голубка, я ищу то, что лежит по ту сторону страдания. И я стремлюсь к покою, но сквозь бурю. Даже если бы мы от своих предков унаследовали богатство и славу, все же общественная гармония не принесла бы нам счастья. Счастье в прогрессе. И его можно достигнуть только ценой борьбы.
Они медленно шагали по склону нивы. Положив руку на плечо девушки, юноша глядел на стену мрака, все выше подымавшуюся над городом. Она росла, словно черное крыло стоглавого дракона.
— Ради этого ты и хочешь броситься в бурю? — прошептала девушка.
— Ради этого, ради этого.
— Чтобы обрести свой покой?
— Я обрету его. Но те, кто последует за нами, не удовлетворятся победой нашего поколения. Они пробьются еще дальше, будут бороться и победят. Такова жизнь.
— Как странно… Словно сказка…
— Такая простая, без всяких выдумок…
— Но ведь иные смолоду довольствуются тем, чего удалось достичь предшествующим поколениям?
— Они… опоздали родиться. Против них мы и будем бороться! На них и обрушится передовая мысль времени. Она словно огненный столб, освещающий ночь. Он подымается и опускается, но никогда не угасает. Подымаясь и опускаясь, он движется вперед, все вперед!
— Вперед, вперед… — прошептала она. — При свете передовой мысли времени… к своему солнцу… вперед…
Они стояли на открытом поле: один — полный молодой веры, другая — робкого изумления перед натиском носившихся кругом мыслей. На фоне черной тучи уже горели вспыхнувшие в городе огни.
— Ты хочешь в этот холодный, бессердечный город, ты ищешь там любви? — продолжала девушка. — И мы пойдем по нему рядом, словно каменные, сами такие же холодные?.. Посидим, милый, прежде чем пойти… Еще минутку сновидений, мгновение для себя…
Они опустились на траву.
— Мой милый, мой единственный… — снова прошептала женщина, прижавшись головой к щеке юноши, обнимая рукой его шею. — Как бы я хотела поцелуями прогнать твои тревоги, своей любовью осветить тебе путь… Мой милый, мой единственный…