Так молодой Юхан Реммельгас, идя искать места, мечтал о своей будущей большой работе. В груди его горела любовь к порабощенному народу. Будь он волшебником, он протянул бы руку над этой грязной землей и превратил ее в рай. Он все перевернул бы и все построил заново.
Но старые люди говорят: отвага и добрая воля хороши, но земной шар ты ими не сдвинешь, нужен еще рычаг, чтобы за него ухватиться. А если бы и нашелся рычаг, силы все равно не достанет!
2
А дождь все моросил. Было тихо, туман, словно дым, заволакивал окрестность. Вечерело, наступали сумерки.
Дорога была скользкой, ухабистой. Возили сюда и щебень и хворост. Но густая тень, падавшая от помещичьего леса, делала все это напрасным: солнце никогда не заглядывало сюда с юга, дорога никогда не просыхала.
По другую сторону большака чернела огромная болотистая низина, на дальней границе которой светилось два-три огонька. Это было странно, не верилось, чтобы за этим морем грязи мог жить кто-либо.
Реммельгас шагал, устало волоча ноги. Вдруг впереди на опушке леса что-то зашевелилось. Сквозь сумерки не разглядеть было, что там такое. Слышались лишь плеск воды, вздохи и пыхтение.
По ступицы уйдя в грязь, посреди дороги стоял воз с сеном. Тощая лошаденка тащила его, горбатый мужик тянул за оглобли. Но такой же тощий, такой же горбатый воз не трогался с места. В глазах путника и лошадь и мужик сливались в одно странное шестиногое животное, которое устало барахталось и рвалось куда-то, но с места сойти не могло.
— Бог в помощь! — сказал Реммельгас.
— Спасибо! — так же коротко ответил горбун, затем отошел немного от воза и спросил: — Ты откуда?
— Из города… Не идет дело? Давно ты тут воюешь?
— Уже порядком. — Мужик плюнул на ладони и снова схватился за оглоблю. — Но, лошадка!
— Постой, я возьмусь с той стороны, тогда, может, сдвинем, — сказал Реммельгас, обходя лошадь спереди.
— Ну, вы-то!
Сквозь сумерки Реммельгасу показалось, будто горбун пренебрежительно оглядел его пенсне и белый воротничок, видневшийся из-за поднятого воротника пальто.
— Но, лошадка! Но… но… хопп!..
Вода плескалась, грязь хлюпала. Воз приподнялся, сгорбился еще больше, точно кошка, приготовившаяся к прыжку, покачнулся и мягко покатился вперед.
— Вот чудеса! — произнес горбун, снял шапку и вытер пот. — Самому-то пришлось поднатужиться, что уж говорить о бедной животине! — добавил он, усмехнувшись. — И вы тоже… барин, а помогаете воз тащить! — сказал он, помолчав немного.
— Какой я барин! Тоже коров пасти приходилось, как и вам, — просто ответил Реммельгас, стараясь преодолеть отчужденность.