Дрожа от отвращения, Юргенс вошел в другую комнату.
Он зажег свечу и сбросил мокрое пальто. Комната не топлена, так что был виден пар при дыхании. Он поднял свечу. Здесь было неубрано, запущено.
Видно, старая Малле уже ни на что не годилась. Словно сверчок на печи, доживала она свои дни в кухне пустого дома.
Юргенс недовольно прошелся из угла в угол.
Он разглядывал стены, покрытые выгоревшими обоями; мебель, источенную молью; бросил взгляд в темную столовую, где только круглый стол белел, словно щит. Все это произвело на него отталкивающее впечатление.
Потом он снял с себя одежду.
Лег в постель и закрыл глаза. Его гладкая голова тяжело, словно кегельный шар, лежала на подушке, худые, костлявые руки были вытянуты на белой простыне. Свеча горела ровно.
Потом Юргенс ощутил вдруг холодную влажность постельного белья.
Он открыл глаза, сел на кровати и вынул из кармана пиджака записную книжку. Он стал вспоминать и подсчитывать дневные расходы. Губы его шевелились; опираясь на локоть, он время от времени записывал в книжку какую-либо цифру.
Потом он опустил руку с книжкой и задумался.
Он очень устал и нуждался в отдыхе. Внезапное известие, поездка, здешние дела и заботы — все это утомило его. Уже три ночи не спал. Во всем теле ощущалась лихорадка усталости. Ах, как тяжела, как тяжела голова!
Он снова открыл глаза.
Ему, собственно, не следовало ехать сюда. В данный момент жизнь и так требовала от него слишком многого. К тому же он опоздал и уже ничего не мог поправить.
Временами он впадал в дремоту, но потом снова, вздрогнув, просыпался. Ему даже виделись сны, но такие смутные, что, проснувшись, он ничего не мог вспомнить.
Некоторые вещи вспоминались ему так внезапно, что он пугался. Но скоро успокаивался: это он уже уладил.
Он снова принялся вычислять стоимость дома, а лихорадка его возрастала. Эта рухлядь стоила немного, бо́льшую ценность имел участок. И он прикидывал в уме его цену.
Потом он вдруг вспомнил, что еще не видел всех комнат. Да, здесь были столовая, спальня и кухня. Но он ясно помнил, что существовала еще маленькая комнатка, два узеньких окна и крошечная дверь которой выходили в сад. Ребенком он жил в этой комнате.
Он сел на кровати и взглянул на противоположную стену. Там раньше была дверь, он помнил это. Но теперь стена была совершенно гладкой.
Он быстро вскочил, схватил подсвечник и подбежал к стене. Измерил пол шагами, ощупал стену рукой и понял: дверь заклеена обоями.
Теперь он вспомнил словно сквозь сон: мать писала ему, как трудно ей приходится; она отделила их детскую от остальной квартиры, чтобы сдавать внаем; но из-за сырости никто не прельстился ею.