— Мужик, он облажался, — еле слышно произнес Трев, продолжая качать головой. — Надо сказать родителям, но бл*дь!
Я сел рядом с ним на диван и задумался о том, что сказать. Он явно был далеко не трезв, и в его словах не было никакого смысла, но что-то происходило. И судя по тому количеству виски, которое он выпил менее чем за двенадцать часов, это было что-то важное.
— Мы понятия не имеем, что ты пытаешься сказать, — мягко заметил Алекс.
Я чуть не рассмеялся. Давай же Алекс, не ходи вокруг да около.
Тревор наклонил голову, чтобы краем рубашки вытереть лицо, затем выпрямился и указал на бумаги на столе.
— Я просмотрел завещание Генри, — отчетливо произнес он. — Большинство фигни не имеет особого значения. Он оставил свою долю компании мне. Так что у меня теперь выше статус, чем у вас обоих. И он завещал свою доску для серфинга Келлеру. Типа такой фигни.
— Господи, ты будешь той еще занозой в заднице, — пожаловался я, тем самым заставив Трева слегка улыбнуться.
— Я постараюсь быть с тобой помягче, — сухо пообещал он.
— Так что же происходит? — вмешался Алекс. — Почему ты топишь свои печали в виски? Тебе даже оно никогда не нравилось.
— Он оставил все деньги на своих счетах и его пособие в случае смерти женщине по имени Морган Райли.
— Кто, черт возьми, такая Морган Райли? — выпалил я, бросив взгляд на Алекса.
— Очевидно, мать его ребенка, — проворчал Трев, поднимая стакан с виски и отпивая половину.
— У Генри был ребенок? — закричал Алекс, его лицо сморщилось в замешательстве.
— Какого хера? — пробормотал я, лихорадочно соображая.
Я не мог припомнить, чтобы Генри когда-либо рассказывал о женщине, задержавшейся дольше, чем на одну ночь, не говоря уже о том, что она забеременела от него. Он ни разу не сказал ни слова, ни разу даже не намекнул или не дал никаких подсказок.
— Да без базара, — сказал Тревор, ставя стакан на столик. — Он все распланировал — убедился, что я получу бумаги, чтобы я мог рассказать нашей матери о том, каким куском дерьма оказался ее младший сын, который бросил свою дочь. Генри даже оставил мне письмо.
Я резко выдохнул.
Мысль о том, что дочь Генри никогда не узнает своего отца, заставила меня сломаться и заплакать. Она никогда не узнает его чувство юмора, или он не заберет ее в середине дня из школы, потому что ему захотелось мороженого. Он никогда не научит ее кататься на велосипеде или серфить. Его не стало, и теперь у него не было даже шанса передумать. Что, бл*дь, творилось в его голове?
Я бы никогда так не поступил с Ариэль.
От этой мысли у меня перехватило дыхание. Боже. В ту же секунду мне захотелось вернуться в дом моих родителей, чтобы я мог ее обнять. Я не мог представить себе, что не увижу, как она вырастет. Что никогда не услышу, как Ани читает ей сказки на ночь или не увижу, как та заплетает волосы Ари в косички.