Михаил Второй достал из шкафа золотую саблю и вручил его. Анатолий, опустившись на одно колено, принял Золотое Оружие и, выдвинув рукоять, поцеловал клинок.
И вновь уставное:
— Честь в Служении на благо Отчизны, Ваше Императорское Всесвятейшество и Величие!
— Ваши новые погоны, господин полковник. Для меня честь, что в моей армии служат такие офицеры, как вы.
— Честь в Служении на благо Отчизны, Ваше Императорское Всесвятейшество и Величие!
Царь пожал новоиспеченному полковнику руку и некоторое время изучающе смотрел на него, не говоря ни слова. Затем, что-то привлекло внимание монарха, и он повернулся в сторону окна. Возникла пауза.
— Разрешите идти, Ваше Императорское Величество?
Михаил Второй хмыкнул:
— А вы куда-то торопитесь?
Емец запнулся.
— Нет, Государь, но…
Но Император его не слушал. Он вдруг сказал, все так же глядя в окно:
— Днем пришел ко мне сын и попросил дать команду солдатам расчистить от снега лед на пруду, чтобы они могли покататься на коньках.
Емец взглянул в окно, и отметил, что мальчишки своими деревянными лопатами расчищают снег на льду пруда. Дело было явно непростым, но они старались.
— Но я ему сказал, что у него слуг нет. И, если он хочет кататься, то пусть идет и чистит лед сам. Вместе со своими друзьями. Мне было интересно, отступит ли он? Но, нет, как мы можем видеть, они не отступили. Звездный лицей все же формирует характер. Что ж, посмотрим на дальнейшее, но, пока, это не может не радовать.
Император помолчал, затем вдруг поинтересовался:
— Как ваша рана, Анатолий Юрьевич? Возможно, следует продлить ваш отпуск по случаю ранения?
Полковник оправил мундир и сказал решительно:
— Мне отпуск не нужен. Я готов в бой!
Михаил Второй кивнул задумчиво.
— Решительность — это хорошо. Прокудин-Горский, кстати, доложил мне все обстоятельства проблем, которые возникли при операции в Туккуме. Не скрою, не все мне было по душе, не все понравилось. Кстати, чем вы руководствовались, когда отдавали приказ о приведении к присяге местного населения прямо на месте казни?
Это был сложный вопрос, который не давал покоя и самому Емцу. Он не раз и не два задавал себе вопрос — правильно ли он поступил тогда? И, вот теперь пришла пора держать ответ за свои решения и за свои действия.
— Государь! Бесчинства, которые творили казаки атамана Шкуро, — Анатолий специально не назвал воинский чин атамана, — бросали тень на всю Русскую Императорскую армию. Я посчитал недопустимым, чтобы освобождение от германской оккупации в памяти жителей города ассоциировалось с погромами и грабежом, которые учинила армия Вашего Величества. И единственным доказательством того, что наша армия ни при чем, и готова защищать русских подданных, был трибунал и демонстративная казнь мародеров и дезертиров.