И не счесть, сколько благодарственных свечей он поставил в храмах, благодаря Бога, что не дал Он ему стать цареубийцей, и не дал истории России пойти по иному пути.
Емец бросил на чашу весов еще один весомый аргумент:
— Тем более что речь идет о чести известной вам дамы.
Командующий ССО хмуро глядел на подполковника.
— Вот только не говори, что он привселюдно оскорбил камер-фрейлину Ее Величества.
— Не скрою, имя не было произнесено, но о ком речь, было понятно каждому. Тому было множество свидетелей, ваше сиятельство. И в сложившейся ситуации, я, как вы понимаете, не могу не вызвать мерзавца на дуэль.
Слащев чертыхнулся про себя. Дуэлянты, мать их! «Три мушкетера» на сцене погорелого театра!
Нет, понятно, что Шкуро давно и упорно нарывался на неприятности, а упрямство не компенсирует отсутствие здравого смысла. Ведь одно дело нахамить даме, другое, если эта дама сама является офицером ССО и сама в состоянии отстрелить голову хаму, а третье, если эта же дама вдруг еще и возвысилась до личной камер-фрейлины Государыни. Тут надо быть круглым идиотом. Или есаулом Шкуро, если этот упрямый осел не желает понимать очевидного.
Но и Емец рвется на рожон, правда, этот хотя бы понимает в какие игры он играет и во имя чего. Эдакий «Хитроумный идальго Дон Кихот Ламанчский». Весь такой себе на уме и с благородством на лице. Играет в оскорбленное достоинство.
И, главное, предмет их спора ныне вне их досягаемости. И даже, более того, дама сия дала от ворот поворот им обоим! Эх, Иволгина-Иволгина, ты уже далеко, а битва за твою благосклонность все никак не утихнет! Что ж ты делаешь с мужчинами!
— Если ты Шкуро вышибешь мозги, то я буду вынужден отправить тебя под трибунал, а там тебя спасти может лишь Государь Император.
Емец позволил себе смиренно потупить взор и вздохнуть, говоря:
— Я приклоню колени пред Его Величеством и буду просить о помиловании.
— А тебе никто никогда не говорили, что в тебе умер великий актер, а, Анатолий?
Тот вновь вздохнул.
— Видимо, недостаточно хороший актер, ваше сиятельство, раз вы думаете, что я играю. Я же от всего сердца.
— Да ты романтик, как я погляжу.
— В некотором роде, ваше сиятельство.
Командующий хмыкнул и, побарабанив пальцами по столу, выдал свое резюме:
— В общем так, Емец. Твоя позиция мне понятна и, скажу более, вызывает симпатию. Честь дамы — это святое, тем более если речь идет о персоне, столь близкой к трону. Но, вопрос с судом офицерской чести придется отложить до лучших времен. Есаул Шкуро уже отбыл в глубокий рейд по германским тылам и дату его возвращения я назвать не могу по понятным причинам. Так что, подполковник Емец, потрудитесь вернуться к своим обязанностям.