Емец махнул рукой, и грузовик потихоньку начал отъезжать. Последние судорожные попытки зацепиться ногами за выскальзывающий кузов и вот семь тел задергались в конвульсиях.
— А виселицу надо было повыше сделать и веревки подлиннее. Они ж не сразу задохнутся, а так шею бы сломали и все.
Анатолий пожал плечами, глядя на два еще дергающихся и хрипящих тела.
— Ну, не перевешивать же их, право.
Подойдя к виселице крикнул:
— Милосердие!
И два выстрела из маузера оборвали мучения казнимых.
Вернувшись к Прокудину-Горскому, он проговорил хмуро, явно досадуя на себя:
— Надеюсь, что последнее военная цензура не пропустит.
Тот согласился:
— Да, либеральная общественность не оценит.
— В гробу я видел всю либеральную общественность скопом. А кадры действительно надо изъять. Выстрел в затылок повешенному выглядит не очень эстетично. Особенно если это подать под нужным углом зрения и соответствующим образом сопроводить описанием очередного зверства русской армии.
— Согласен. Не дай Бог попадет в прессу. Тот же Проппер-Ньюс будет мазать нас дерьмом жирными мазками. Если дать эту фотографию, да еще и сопроводить описанием, что пришедшие русские солдаты устроили чудовищные еврейские погромы и массовые казни…
Вместо ответа Анатолий вновь поднялся на помост.
— Жители Туккума! Виновные в грабежах и бандитизме получили заслуженное наказание. Справедливость восстановлена!
Народ зашумел. Было трудно сказать, согласны ли они с этим утверждением, но вид висящих в ряд казненных, да еще и простреленными головами, заставлял отнестись к сказанному со всей серьезностью.
Емец сделал знак и на площадь вынесли несколько столов, на которые тут же разместили священные книги разных религий, взятые солдатами в местных храмах и прочих синагогах.
— Жители Туккума! Верные подданные русской короны! Находясь в оккупации, вы были лишены возможности принести присягу верности новому русскому Императору Михаилу Второму. Но русский флаг вновь реет на Туккумом. Пришла пора всенародной присяги. Первым для принесения присяги верности Его Императорскому Величеству Михаилу Александровичу я приглашаю раввина Менахема Берлина!
Тут хмурясь подошел и с сомнением спросил:
— Так-то оно, конечно, так, но, а вдруг завтра немцы придут?
Анатолий ответил бодро:
— А что это меняет? Согласно Гаагской конвенции нельзя принуждать чужих подданных к принесению присяги другому монарху во время оккупации. Вы же русские подданные и, как и всякие верные подданные, обязаны принести присягу верности своему Императору. К тому же, ребе Менахем, даже если германцы вдруг временно вернутся, то ваш статус никак не изменится, ведь вы уже и так были под оккупацией в качестве русских подданных, не так ли?