В Столешниковом на меня буквально выпала из подъезда крепкая как дуб фигура Гиляровского - он было помчался куда-то за репортажем, но увидев меня, позабыл все дела.
- Михал Дмитрич! Здравствуйте!
- Доброе утро, Владимир Алекссевич! - я приподнял картуз, сшитый по моим наброскам из той же ткани, что и френч.
- Который день вас ищу, как там аппараты?
- Все в работе, на заводе говорят, что должны закончить через неделю, - тренажеры и тяжести для Гимнастического общества, в котором Гиляровский был кем-то вроде почетного председателя, я по привычке заказал на заводе Бари, поскольку мог контролировать процесс и вносить поправки по ходу дела. И будет наше РГО самым продвинутым в мире - я хоть и запатентовал все, что смог вспомнить по части дрыгоножества и рукомашества, но западные партнеры что-то не торопились. Ну и черт с ними, сами качаться будем, пусть потом локти кусают.
- Отлично, Михал Дмитрич, отлично! - довольно прогудел дядя Гиляй, потряс мне руку, чуть не сплющив ее, и унесся по своим делам.
На Каланчевке собралась изрядная пробка - десятки подвод ждали открытия шлагбаума на переезде, поскольку путепровода еще не построили. Не было и классических двух из “трех вокзалов” - вместо Казанского стоял одноэтажный с башенкой над входом павильон Московско-Рязанской дороги, вместо Ярославского - тоже небольшой, но хотя бы двухэтажный и с часами вокзал Московско-Ярославско-Архангельский. Так что Федору Шехтелю и Алексею Щусеву еще предстоит создать законченный ансамбль, пока же из знакомого мне на площади были лишь Николаевский вокзал, заблаговременно построенный Тоном, вечная суматоха сотен приезжающих и уезжающих и железнодорожные ароматы угольного дыма и креазота, пропитавшие все вокруг.
Навстречу валили пассажиры третьего и четвертого класса - начинался строительный сезон и в город на заработки двинулись толпы мужиков. Кто-то сразу попадал в лапы к знакомым подрядчикам, потеряшки толкались на площади в ожидании опаздывающего нанимателя, все это очень напоминало наших таджиков на выездах из Москвы.
Лавируя среди понаехавших, я прошел к кассам, купил перронный билет и отправился встречать питерский поезд. Вагоны первого класса шли сразу за паровозом, вернее, за почтовым и багажным вагонами, из открытого тамбура, не дожидаясь полной остановки и невзирая на окрики обер-кондуктора (не сильно-то и сердитые - поди, покричи на путейского инженера с тремя звездочками на погоне), спрыгнул Собко и помчался ко мне.
- Приняли, Миша! Приняли! - здоровенный путеец чуть не сшиб меня с ног, сгреб в охапку и даже оторвал от платформы.