- Так то немцы! - дружно загалдели сельские. - Оне все по порядку делают! У них агроном же! Наделы большие, чересполосицы нет.
В голосах сквозило неподдельное возмущение и искрення зависть.
- А что вам мешает? - гнул в нужную сторону Савелий.
- Эка, сказанул. У нас-то полоски по десятине в лучшем случае, да каждый сам себе на уме, - возразил четвертый, самый мрачный из всех, Павел Свинцов.
- А если объединить и обрабатывать сообща?
- Так передеремся же! - хмыкнул Свинцов. - Оно завсегда так случается. Каждый же свое гнуть будет! И агронома у нас нету!
Савелий с легкой насмешкой поинтересовался у него:.
- И что, выходит вас силком к собственному довольству тащить надо?
Мужики насупились и замолкли, Никифор помял бороду и наконец выдал:
- Нда, выходит, что без начальника никак…
- Мужики, а вот послушайте, что я вам предложу, - влез в разговор и я, отставив тарелку с дымящейся вареной картошкой и показывая на Митю. - Вот вам сидит целый агроном в начальники. Это раз. Вы собираетесь в артель. Это два. Выкупные платежи я беру на себя, но только если вы Дмитрия слушаться будете и никакого раздрая у вас не будет. Это три. Мы считаем, что сам-шесть можно получить уже в первый год, на это и рассчитывать будем. Это четыре.
- А непогода? А вымерзнет или градом побьет? - загалдели кузякинцы.
- Все, что недоберете до сам-шесть, я возмещу. И вообще все возможные убытки и протори в этот год я беру на себя, но за это чтоб слушались как отца родного и никакого своеволия. Еще раза два в месяц будет приезжать ветеринар, смотреть за вашей живностью.
- Че, такой же молодой? Да что он знает? - фыркнул Павел.
- Знает-знает. А чего не знает, у своих учителей спросит.
Кузякинцы замолчали. Видимо в головах крестьян начали крутится колесики и щелкать счеты - при таком урожае можно вздохнуть, да еще если выкупные не платить…
- Не, не выйдет, - после раздумья высказался Никифор Рюмкин.
- Почему же?
- Да кулаки наши не допустят, чтобы мы из ярма вылезли. Как начнем выбираться - сразу должок предъявят и все, поминай как звали, - с этих слов Синцов, у которого были свои счеты с деревенской “элитой”, еще больше помрачнел и начал ковырять блин вилкой.
- И много деревня должна?
- Ну… я три рубля, да Никифор пять, Давид, ты сколько? Тоже пять? - долгов Павел насчитал рублей сто пятьдесят на всю деревню.
- Ладно, выкуплю я эти долги, - даже без патентных доходов такое я потянуть смогу.
В глазах мужиков плеснулось недоверие. Еще бы, что-то дядя слишком добрый, не иначе облапошить собрался. Был бы я посторонним - послали бы нахрен и все, но за меня были свой для мужиков Митя и несбыточная мечта вырваться из нищей жизни. Так что спросили они почти в один голос: