Сила атаки и количество атакующих было так велико, что они не успевали испугаться, погибая в самоубийственном порыве мощной атаки. Всё же, пять тысяч против двухсот человек, пусть и с двадцатью пулемётами, это было много.
Но, постепенно стали сказываться тяжёлые потери у атакующих арабов, и положение начало выравниваться.
Со всех сторон слышались пулемётные очереди, перемежаясь с сухими винтовочными и револьверными выстрелами. Мои воины вступили в рукопашную, отстреливаясь от круживших вокруг них воинов газавата из револьверов.
На флангах было всё хорошо и потери, понесенные атакующими, не дали им возможности продолжать бой на равных. Мои воины сейчас добивали там всех, не успевших сбежать или повернуть коней вспять. А вот в центре, куда пришёлся основной удар более многочисленной лавы конников, положение было намного серьёзнее.
Я успел вынуть пулемётный диск из мешка и вставить его на штатное место, прихлопнув сверху ладонью, до звучного щелчка, говорившего, что он готов к работе. А вот передёрнуть затвор, загнав патрон в патронник, уже не успел.
— Мамба! — предостерегающе вскричала Азель, опустошив барабаны револьверов, которые держала в руках. Удар саблей чуть не раскроил её глупую голову. То, что ей самой угрожает опасность, она не видела.
В последний момент, заметив мои предостерегающе поднятые брови, она успела отдёрнуть голову, уходя из под удара, и сабля, скользнув, сбила и разрезала её тюрбан, отбросив его далеко в сторону. Длинная, чёрная, извивающаяся как змея, коса выскользнула из-под разрезанного тюрбана и стала хлестать по девичьей спине, пока Азель прыгала, пытаясь увернуться из-под ударов уже двоих всадников.
Кончик косы был зажат красивой заколкой, сделанной из слоновой кости. Женщины есть женщины, и это напоминание о её настоящей сущности словно подтолкнуло меня к решительным действиям по спасению не только своей чёрной шкуры, но и её.
На меня, с раскрытым в крике ртом, мчался араб, желая отхватить мою бестолковую голову. Сразу за ним показался ещё один, в богатой одежде, а за ним — ещё трое. Полный писец, как сказал чукча, увидев, как рванула нефтевышка на Ямале.
Вот сколько боёв и сражений прошло, а думал я только об одном. Да… и это был не маузер, висевший в своей деревянной кобуре у меня на поясе. В первую очередь я подумал о копье, которое, непонятно зачем, отстегнул от седла и положил рядом с пулемётом.
Доскакав до меня, лихой араб хотел было опустить саблю на мою голову, как его окликнул всадник в дорогой одежде, спешащий за ним.
— Не трогай его, Мехмет, он мой!