— Сил каану, — буркнула я себе под нос. — Могуч тот мужчина, кто может сделать счастливыми трех женщин.
Рядом хохотнул Микче, услышавший мое ворчание. Я осталась невозмутимой. Помолившись Белому Духу о сохранности своих ушей, я вдела серьги и посмотрела на их хозяина:
— Что скажешь, уважаемый Урзалы?
— Красавица! — с преувеличенным восторгом заверил меня мужчина. — И без того красой с солнцем могла поспорить, а с серьгами и вовсе свет его затмила. Эх, не был бы женат, и сам бы позвал прогуляться.
— Ох и сладкий же буртан с уст твоих льется, Урзалы, — рассмеялась я, стараясь особо не шевелить головой из опасений, что при резком движении могу порвать мочки. Серьги были невероятно тяжелы. — А что ты скажешь, Сурхэм?
Прислужница, которой дали разрешение встрять, вышла вперед и важно произнесла:
— Хороши серьги.
— Беру, — я широко улыбнулась и с облегчением избавилась от массивного украшения. — Только к серьгам теперь мне и ожерелье надо.
Уходила я от Урзалы в отличном расположении духа и с украшениями, которые вряд ли когда-нибудь надену из-за их большого веса. Однако в глазах торговца и мастера ювелирных изделий я читала искреннюю симпатию и желание дружить. А всё благодаря заказу на гарнитур, который уважаемый Урзалы обещал для меня сделать. Вечером он должен был прийти за эскизом, а заодно и за задатком, более чем щедрым. И потому за то, что уже купила, я заплатила всего половину стоимости. Сурхэм названной суммой осталась более чем довольна.
— Хорошо сторговалась, Ашити, — резюмировала она, когда мы отошли.
— Я не умею торговаться, — ответила я. — Но умею договариваться.
Вечером, уже лежа в постели, я подвела итоги прошедшего дня и нашла их весьма недурными. Во-первых, я сделала четыре заказа: на украшения, на одежду, на обувь и на мебель. У меня было всё стараниями Танияра, но так я сошлась с четырьмя жителями Иртэгена и получила предложения еще от десяти мастеров, каждому из которых пообещала почтить его дома своим вниманием. То есть меня уже ждали в гости. И не только они.
А во-вторых, я узнала, что с предубеждением ко мне относятся далеко не все. Это стало приятным открытием. Случилось оно, когда я остановилась рядом с кузней. Не ради дела или любопытства, просто там стояла лавка, а мои ноги к тому моменту уже просили пощады, и я присела. Помощник кузнеца моего соседства не одобрил. Он подступил к нам с Сурхэм и, глядя мимо, буркнул, что нам надо уйти, потому что лавка нужна для работы.
— Не ври, — строго сказала ему прислужница. — Что кузнец на лавке ковать станет?