Между сердцем и мечтой (Цыпленкова) - страница 128

— Вы… вы поселите меня в покоях фаворитки? — нервно спросила я.

— А вы думаете, что это единственные покои на всё крыло?

— Простите, — смутилась я.

— Я селю вас неподалеку от себя лишь из желания защитить. Вы же понимаете, сколько сейчас ваших недоброжелателей всколыхнутся от мысли, что вы не утеряли моей милости? Не желаю повторения летних событий. Вы под моей защитой, но чем вы ближе ко мне, тем она надежней. Ни принцесса, ни моя тетка не сумеют дотянуться до вас, пока я рядом. Думаю, вы понимаете, что я не могу приглядывать за вами каждую минуту? Я бы и рад уделить вам больше времени, но есть и мои собственные обязательства перед королевством, а потому я определил вам комнаты там, где есть гвардейцы, магистр Элькос и я сам. Вопросы остались?

— Но я ведь смогу выходить в парк, передвигаться по дворцу и общаться с людьми, которые мне приятны?

— Разумеется, — кивнул государь. — Но у вас будет сопровождение. Возмущение, возражение и дерзость можете оставить при себе, я пропущу всё это мимо ушей. Я был услышан?

— Отчетливо, — заверила я. — Но прислуживать мне будет Тальма.

— Ваша прислуга — ваше дело, Шанриз, — ответил король.

С того дня мы стали соседями. Впрочем, государя я видела не часто. Он был занят государственными заботами, я своими обязанностями, а они не подразумевали входить в королевский кабинет. Этим занимался барон Хендис, а я собирала бумаги и донесения, поступавшие не в канцелярию, а прямиком к королю через его секретаря. Еще разбирала переписку, даже личную. Не читала, разумеется, но раскладывала на стопки по степени значимости. А еще писала ответы на пожелания здоровья Его Величеству, на прошения и ходатайства. Порой мне казалось, что Хендис отдал мне всю свою работу, однако роптать я не собиралась. Хотя иногда к вечеру чувствовала себя в изнеможении, и тогда магистр Элькос со своими эликсирами превращался в посланца Богов.

Да что там. Первые две недели я держалась только на своем упрямстве. Мне хотелось плакать от ощущения беспомощности и злости, когда королевский секретарь отчитывал меня, не слишком следя за выражениями, если я забывала внести в книгу учета какие-то документы, или же не успевала доставить ему бумаги, которые ожидал государь. Я была в отчаянии, впервые подумав, что я совершенно бесполезное никчемное существо, которое не способно выполнить простую работу. Хендис ни разу не похвалил меня, даже когда было за что, зато выговаривал по нескольку раз за день.

Жаловаться на трудности или на своего начальника мне не приходило в голову. Во-первых, не позволяла гордость, а во-вторых, я была уверена, что поведение секретаря обусловлено королевским приказом. Его Величество ведь предупредил, что снисходительности не будет. Иначе объяснить столь разительные перемены в милом и учтивом бароне Хендисе я не могла. Уж больно отличался тот, с кем я играла в спил, от желчного чудовища, теперь связанного со мной общим делом.