Акперу нужно отдать должное. Дверь открыла старшая Чуковская. Бывший повар (повара, как и КГБешники бывшими не бывают) изобразил поклон из фильма про старика Хоттабыча и мановением руки запустил конвейер. Жаль, нет музыки. Чего ни будь из Хачатуряна. Пётр нёс вазы. За огромными букетами даже узнан не был. На стол всё не влезло, вазы разместились на полу, а блюдо с клубникой на комоде. Шок. Вот подходящее слово.
— Акпер, вот кассета с песней. Твоё угощение выше всяких похвал. А теперь представь пять таких угощений. Вот такая песня. Никто не слышал.
Пожали руки и распрощались. Дамы пытались оставить волшебника, но армянин был непреклонен. Дела. А песня и в самом деле была бомбой. "У беды глаза зелёные". Даже жалко расставаться. Намучались. Пела грудным контральто эфиопка. С чарующим акцентом. Просто снос башки. Это в 21 веке. Здесь — атомный взрыв.
Пока прощался с волшебником и песней, не обращал внимание на обитателей и гостей квартиры. А зря. Понюхали, попробовали. Оценили жест.
— Да, Пётр Миронович, зря вас Люша инопланетянином обзывает. Вы с этой планеты. Только из подземного мира. Там дьявол у вас на посылках? Как такое возможно в Москве ранней весной? — член-кор так разволновалась, что даже акцент проступил. А кто она по национальности?
— Мы с Вельзевулом братья. Что скрывать правду, она всё равно на свет вылезет. Только одно но, он меня ограничивает в чудесах, на сегодня всё. Исчерпан лимит, — шутейно поклонился, — Плов нельзя есть холодным. Быстро к столу.
Сидели, болтали ни о чём. Доедали плов. Вдруг звонок в дверь. На манеже те же. Опять Акпер. Плетённая корзина. В ней коньяк "Камю", шампанское "Мадам Клико", ананас, и в нагрузку ещё и термос с мороженным.
— Петрос Мушегович послушал песню. Это лучшая ваша песня.
Акпер ушёл, а Пётр остался.
— Пётр Миронович, а как зовут третьего брата. Это от него подарки? — а ведь и правда, перебор, для нищей интеллигенции в 1967 году. Даже у Брежнева вчера было на пятьдесят балов дешевле, по пятидесятипятибальной шкале.
— Плов нельзя есть холодным, а мороженное горячим.
— О какой песне говорил этот прохвост, — насела с другой стороны Люшина мать.
Пришлось достать кассету перемотать, найти и поставить. Атомный взрыв. Все рыдали. Все, это и Пётр тоже. Вещь.
— Пётр Миронович, но ведь так нельзя. Такого не бывает. Каждая ваша песня — это шок для всей страны. Это же за пределами человеческих возможностей. Кто вы на самом деле? — возопила вернувшись из "дамской комнаты" главная химичка.
— Мороженное тает и всех моих способностей не хватит превратить сладкую жижицу в мороженное назад. Вернёмся к нашим баранам.