– Да какие тут могут быть компромиссы?! – делано изумился он. – Сар Штраузен нанес горячо уважаемому мною человеку тяжкое оскорбление. Третьей степени, если следовать дуэльному кодексу. А она, как хорошо вам известно, самая высокая из всех. И все-таки выход из положения есть. Стоит только Клаусу сар Штраузену извиниться при свидетелях перед Жоаном Жилберто сар Кагласом, как инцидент полностью будет исчерпан. Так ведь, господа?
Оба они согласно закивали. Этот человек предлагал невозможное: мне не удастся заставить Клауса извиниться никакими методами или убеждениями. Кто же за всем этим стоит, если им не страшны ни гнев отца, ни моя месть?
– То есть никаких других вариантов вы не рассматриваете?
– Нет. – Голос у него был тверд и чеканен.
Таким он и должен быть у человека, который не так давно посылал на поле боя тысячи солдат на смерть. Я вздохнул. Прости меня, Клаус, но всему есть предел.
– Виктор, вы не подскажете, из-за чего началась ссора? Хотя, спасибо, вспомнил сам. Жоан Жилберто сар Каглас заявил, что в окружении такого негодяя, как я, не может быть приличных людей. Примерно так. Если разобраться, дело напрямую касается и меня лично. Так вот, передайте ему, что он безмозглый тупица, человек без чести, ну и так далее. А следовательно, его окружение аналогично моему собственному. Наглядный пример. За что вас вышвырнули из армии пинком под зад? Залезли в полковую кассу? Спустили дело на тормозах, чтобы не отдать под трибунал за трусость? Что-то еще?
Проняло. Усач успел побагроветь за то время, которое ему потребовалось, чтобы вскочить на ноги.
– Заткнитесь и слушайте дальше. Вы будете следующим после того куска дерьма, что представляет собой сар Каглас. Конечно, в том случае, если сар Штраузен не выбьет ему пулей то, чего у сар Кагласа нет и в помине, – мозгов. Не в состоянии драться сами, – что было еще одним оскорблением, судя по его бравому виду, – можете выставить вместо себя человека, который не побоится запятнать свою честь, представляя вас. Но предупреждаю сразу: в любом случае я заставлю вас сожрать ту медальку, которой вы так гордитесь и которую прячете под сюртуком.
Она у него имелась точно, судя по уходящей за ворот ленточке. Поднимаясь из-за стола, я широко улыбнулся. Они давно вышли из детского возраста, и потому моя улыбка не приведет их в восторг.