В день похорон Лариса не находила себе места: все валилось из рук. Причину этого томительного, тревожного состояния она знала, и ее настораживала такая сверхчувствительность к чужой трагедии. Ей даже пришла в голову мистическая мысль: не связана ли она с семьей Азаровых роковыми невидимыми нитями, которые рано или поздно превратятся в брачные узы и соединят ее с Денисом навсегда?
В двенадцать часов, отбросив всякую мистику как бред сивой кобылы, она выскочила из офиса и поехала в траурный зал при Центральной городской больнице. По пути остановилась возле цветочного магазина, чтобы купить букет белых хризантем.
Вначале она намеревалась остаться незамеченной. «Положу цветы, постою в сторонке и уеду, — решила она. — Кто я для них? Всего лишь несостоявшаяся невестка. У нас и знакомство-то шапочное — за все время перекинулись несколькими фразами. Там без меня народу будет достаточно». Но вышло иначе. Огромная толпа, сдержанно гудя, стояла снаружи, а в зале прощания, рядом с покойной, находились самые близкие. Лариса, робко войдя в зал, остановилась, не решаясь подойти к гробу, украшенному большим количеством венков и живых цветов.
Рядом с Алексеем Ивановичем сидели несколько человек. Никого из них Лариса не знала. «Наверное, родственники, — мелькнуло в голове. — А Дениса нет. Ах, что же он делает?» Азаров-старший поднял голову, увидел Ларису, и улыбка, вернее, тень ее, тронула сухие губы. Лариса кивнула, по-прежнему не решаясь подойти.
— Ларочка, что же вы там? — тихим, невыразительным голосом спросил он. — Идите сюда. Вот место свободное. Присядьте.
Какой-то мужчина, с азаровскими фамильными чертами на лице с высоким лбом, засуетился, пододвигая свободный стул поближе к Алексею Ивановичу, а затем усадил Ларису с такой осторожностью, словно она была не молодой цветущей женщиной, а немощной старухой. Ощущая неловкость из-за незаслуженного почета, оказываемого ей, Лариса молчала, не зная, что говорить вдовцу. Любое слово может оскорбить чувства близких покойного, если оно неискренне, наспех и не вовремя произнесено. Уж лучше молчать.
Суеверный страх мешал Ларисе посмотреть на лицо Валентины. Но она все же заставила себя сделать это. Поразительно, все страхи тут же рассеялись. Перед ней было чистое, умиротворенное, иссушенное болезнью лицо мученицы, прекрасной в своем вечном сне.
Перед траурным митингом в зал начали входить люди. Воспользовавшись моментом, Лариса пошла на выход, чтобы уехать. Но что-то остановило ее. Оглянувшись, она встретилась с глазами Алексея Ивановича. В них читалась мольба. О чем, она не понимала. О помощи? Но как она могла помочь? Она не знает таких слов, что могли бы утешить его. Банальности ему не нужны. Но ведь что-то ему необходимо. Его глаза кричали и просили об этом. Поддавшись внезапному порыву, Лариса вернулась, подошла к Алексею Ивановичу вплотную, встала так, чтобы ее лица никто, кроме него, не видел, и взяла в свои ладони его руки. Легонько сжала, а затем заглянула в больные от горя глаза и прошептала: «Держитесь, я прошу вас!»