— Лара, красивые женщины в одиночку не пьют.
— Это комплимент или нравоучение? — спросила она и обернулась.
Он стоял с букетом орхидей, как всегда неотразимый, в темном костюме и голубой рубашке. Синие глаза вкупе с рубашкой составляли головокружительный ансамбль. У Ларисы и впрямь закружилась голова, хотя испанское вино тоже внесло свою лепту в ее физическое состояние.
— Я бы сказал: совет красивой женщине, — с улыбкой ответил он и сел за стол. — Это тебе.
Она потянулась за букетом, а он ловко ухватил ее за пальцы, склонился и приник губами к узкой ладони. Будь они наедине друг с другом, она провела бы свободной рукой по его густой шевелюре, шепча какую-нибудь милую чепуху, а потом…
Что было бы потом, она не успела придумать — примчалась официантка и предложила меню. Антон перечислял закуски, а Лариса с упоением слушала музыку его голоса, не вникая в смысл слов. Наконец их оставили одних.
Лариса скрыла радостный вздох облегчения. Теперь все по порядку. Сначала она вдоволь насладится созерцанием его бездонных глаз. Просто будет сидеть и молча смотреть в эти озера, пить их освежающую влагу, купаться в них, тонуть и снова жадно пить, без конца, без насыщения. Потом они будут говорить. Все равно о чем, главное — слышать его голос, видеть движение любимых губ. Затем…
— О чем ты так сосредоточенно думаешь? — спросил он, закуривая.
О, эта его неподражаемая манера надменно щуриться во время курения! Где он научился ей? Нет-нет, она знает — это генетически заложенная черта. Она так естественна, так гармонично вписывается в его облик! Боже, быть не может. Как она любит его! Наверное, это грех — так любить мужчину, вернее, обожествлять. Ведь сказано: не сотвори себе кумира. А он и в самом деле ее кумир, ее идол.
— Ларочка, очнись! — ласково, как ребенку, сказал он.
— А? Что ты сказал?
— У тебя что-то стряслось? Какие-нибудь неприятности?
— Нет, с чего ты взял? У меня все хорошо. А ты куда-то уезжал?
— Да, пришлось поездить. Дважды был в Москве. Согласовывал проектную документацию, закупал оборудование, короче, дел выше крыши.
— Да. Я понимаю.
— Ты уж извини, пожалуйста. Я порядочная свинья…
— Нет-нет, не говори так. Я все понимаю. У меня самой сейчас запарка с документацией. Кому как не мне знать все заморочки бизнеса…
— И все же прости, ладно?
Он заглянул в ее глаза, нет, в самую душу своими синими озерами, и она простила. Все обиды, лежавшие где-то глубоко, на самом дне, растворились в этой искрящейся синеве. Но надо взять себя в руки, одернула она себя. Если она растечется под его взглядами, превратится в нечто аморфное, то он быстро потеряет к ней интерес.