У Нади все более крепла мысль, что любимый просто кантуется у нее. Что не жить – бесплатная жилплощадь, отличное питание и прочий уход (Надя была хорошей хозяйкой), а также секс, тоже бесплатный и гарантированно гигиеничный. Несколько ее слабых попыток провентилировать вопрос и прийти к какой-то конкретике, успехом не увенчались: Юрик эти попытки пресек – где шуткой, где поцелуем, а где и окриком.
А она его любила, так, как никогда не любила мужа. Муж был старше на двенадцать лет, и прост, как три копейки. Надя с ним скучала. Замуж пошла потому, что возраст поджимал, она хорошо погуляла, и надо было определяться. Парень ей подвернулся симпатичный, и у него на лбу было написано, что – порядочный. Хорошо, детей не завели, детей рожают от любимых.
А Юрка, наоборот, моложе нее на десять лет. Ему хорошо за тридцать, ей, стало быть, хорошо за сорок. И разницу эту не скроешь, как ни старайся – она крупной комплекции, дородная, не чета нынешним субтильным доходяжкам. Но они могут и в джинсы влезть, и лосинами обтянуться, и юбкой лишь срамное место едва прикрыть. Она, конечно, и в блондинку красится, и макияжится, но, когда рядом идут, видно, что тетка намного старше. Хотя Юрик – тоже амбал хороший, бывший десантник.
Когда она только заикнулась о ребенке, о том, что возраст у нее весьма и весьма критический, любимый ухмыльнулся:
– У меня-то – не критический! Я еще не созрел для отцовства! А вздумаешь схимичить – уйду сразу, а то и уеду куда подальше. Будешь алименты издалека получать. Тебе это надо?
Ей этого было не надо. Похоже, Бог наказывал ее за бывшего мужа, и мерилось ей той же мерой. Но отказаться от Юрки было выше ее сил!
Она не переставала удивляться благородству бывшего мужа и его житейской глупости – никаких претензий на квартиру, на имущество, что вместе наживали: ушел – отрезал – вычеркнул! Жил в съемной квартире. Правда, был у него в маленьком поволжском городке Артюховске наследственный дом – деревяшка, червями источенная. Каждую весну он уезжал туда в отпуск, рыбачить. Мужики – соседи и из его бригады – ждали возвращения Сергея, как дети новогоднего праздника: всех воблой угощал. Надежде это было без разницы, к рыбе она была равнодушна.
Хотя Юрке всякие душевные тонкости были не свойственны, но и жлобом он не был. Когда Надя попробовала подъехать к милому с идеей регистрации («зарегистрируемся, пропишу у себя»), тот, свинья, расхохотался:
– Так мне ж не требуется! Я у мамы прописан, и ее единственный сынок.
Все чаще одолевали Надю безрадостные мысли.
Юрик отсыпался после ночной смены в шахте, у нее был выходной. Позавтракала, перемыла посуду и спустилась на второй этаж к почтовым ящикам – взять телепрограмму, пока не сперли. В программу был вложен конверт. В подъезде темновато, не разобрать – от кого, но почерк, вроде бы, незнакомый. Надежда поднялась в квартиру, в кухне у окна посмотрела – из Артюховска, но не Сергея рука, чужая. Отчего-то екнуло сердце. Вскрыла письмо, прочитала, раз, потом другой…