— А что тут плохого?
— А то плохого, что у комиссара дивизии жена будет, а у остальных? Что бойцы скажут? Мол, наш комиссар с собой бабу возит, а как же мы? А если в бой понадобится идти? А если отступать станем? Виктору надо бойцов поднимать, а он о тебе думать станет? Как там моя любезная? Вместо боя тебя побежит спасать, и дивизию угробит, и себя. Ты хочешь, чтобы Виктор погиб?
Похоже, до девушки начало доходить нелепость ситуации, но она не сдавалась.
— Но я же могу что-то другое делать — бойцов перевязывать, на машинке печатать.
— Ань, ты хотя бы раз в жизни раненого перевязывала? Нет? И на машинке там уже есть кому печатать. Все понимаю, но и ты пойми — ты для Виктора только обузой станешь. Ему самому учиться придется, а тут еще ты.
— А чему мне учиться? — удивился Спешилов.
— Виктор, ты хоть понял, куда тебя отправляют? Ты в политуправлении спрашивал? — устало поинтересовался я.
Вслух говорить не стал, но про себя подумал — что за чудаки сидят в ПУРе, на букву «м»?
— Нет, а какая разница? — опять удивился комиссар.
— Так дивизия Тимошенко — кавалерийская. Ты когда-нибудь в седле сидел, ковбой хренов?
Глава 19. О любви и картошке
Застолья по случаю бракосочетания не собирали. Если бы комиссар сказал заранее, попытался «добыть» бы каких-нибудь вкусняшек. А так, у нас оставался довольно скудный остаток припасов, полученных в Архангельске — крупа и сухари, а нам еще обратно возвращаться.
Завтра пойдем провожать Виктора, а сегодня решили предоставить в распоряжение молодых весь вагон. Оперативники ушли спать к красноармейцам, а я, как вы догадались, в «Метрополь».
Любовь — не картошка, но жареная картошка в приложении к любви очень даже неплохо. О чем это я? О том, что сегодня Наталья Андреевна собралась жарить картошку. Видимо, для сотрудников Коминтерна выделили какое-то количество клубней, забракованных для посадки — сморщенных, проросших, годившихся для еды лишь условно.
Я критически осмотрел имевшиеся в наличие картофелины. Если чистить — так и жарить нечего, а с кожурой? Можно, но лучше приготовить другое блюдо — одно из немногих, которое я умел и любил делать.
Проведя беглую ревизию, хранившихся в тумбочке запасов сотрудника Коминтерна, обнаружил стакан муки, четверть бутылки подсолнечного масла. В принципе, не так и плохо. Еще нашел пустую жестянку из-под цейлонского чая. А у меня есть с собой «архангельские» сухари, уже дошедшие до твердости камня.
— Наталья Андреевна, придется вам сегодня потревожить товарища Стасову, — официально заявил я.
— Стасову? Зачем? — не сразу поняла Наталья, с любопытством посматривающая на мои действия. Потом до нее дошло: — Ты насчет соли? Хм.