— Картины в бронепоезде? — спросила Наталья, потом хмыкнула: — Мне даже самой стало интересно посмотреть. А еще можно Луначарскому показать. Анатолий Васильевич богоискательством занимается, оккультизмом, ему такое интересно будет увидеть. Правда, не знаю, когда его увижу, но могу позвонить, договориться.
— А самого художника куда девать? Если наркому просвещения картины понравятся, а я художника обратно в Архангельск заберу, тогда что?
— А зачем его в Архангельск везти? Он же у тебя не арестант. Найдем ему службу в каком-нибудь клубе или в РОСТЕ, койку дадут, паек, пусть в Москве поживет, подождет решения. Может, он и на самом деле гений, кто знает? Анатолий Васильевич, между нами говоря, может и с отъездом за границу помочь.
Неплохая мысль, между прочем, избавиться от Веревкина. Попов не говорил, что художника нужно вернуть обратно в целости и сохранности, и не нужно ломать голову, что с ним делать. Только, куда его, в Москву? Вот здесь-то он точно сопьется, либо расстреляют. Нет уж, сам привез, обратно и отвезу, а там куда-нибудь определю и присмотрю, чтобы жив остался, и картины писал. С другой стороны, если уедет в Париж, станет с Пикассо и Модильяни абсентом баловаться, может и не сопьется, а прославится. Да кто их знает, этих художников?
— Наташа, а как ты узнала, где меня найти? — поинтересовался я, когда Наталья оделась и стала готовить нехитрый ужин — поставила на спиртовку кастрюльку с водой, вытащила мешочек с какой-то крупой.
Я тем временем натянул штаны, поставил стул и принялся снимать панталоны. Подпрыгнул, едва не брякнулся, но ценную деталь женского туалета снял, за что был вознагражден поцелуем в нос.
— Про коллегию, где ты должен отчитываться, вчера узнала, от Николая Ивановича, потом Кедрову позвонила, вот и все, — сообщила Наталья Андреевна. — Я же тебе говорила, что с Михаилом Сергеевичем мы давно знакомы, еще с эмиграции?
Про давнее знакомство Натальи с моим бывшим начальником я знал.
— Скажи-ка честно, а Бухарин за тобой не ухаживал? — поинтересовался я, внутренне сжавшись.
— Как не ухаживал? — усмехнулась Наталья, засыпая крупу в кипящую воду. — Николай Иванович — ловелас известный. — Потом без всякого перехода спросила: — Ты кашу с солью ешь, или без?
— Лучше бы с солью, но сваришь без, съем и так, — покладисто сказал я.
— Я бы с солью сварила, но она у меня закончилась, а у соседей просить неловко.
Мне стало смешно.
— Так зачем спрашивать, если соли нет?
— Думаю — а вдруг ты без соли не ешь, как один товарищ, пошла бы просить у Стасовой. Елена Николаевна, с некоторых пор, дама хозяйственная, наверняка есть запас.