Ко времени, когда они достигли треугольного холма, у Мелласа разыгралась сильная головная боль из-за снижения уровня сахара в крови. Тело было истощено приступами адреналина, голода и постоянным сосущим холодом сырой одежды.
Чувствуя себя больным животным, он тянул себя дальше только силой воли.
Холм поднимался невероятно высоко и терялся во мраке.
Джейкобс посмотрел вверх: 'Какой х-хрен его выбрал?' Вода из ручья, бегущего у подножия холма, капала с его штанов.
Меллас прикрыл глаза. 'Я выбрал, засранец'.
Головной дозорный вздохнул и полез вверх по склону, опираясь на винтовку, хватаясь за корни и камни. На полпути Меллас услышал какой-то переполох за спиной. Обернувшись, он увидел, как Хиппи, беспомощно глядя вверх на холм, съезжает вниз, держа перед собой тяжёлый пулемёт. Он сбивал шедших за ним парней, а те в свою очередь тоже скользили вниз и сшибали следующих. Вся сцена в замедленном действии остановилась у дерева, и ребята, проклиная Хиппи, стали выбираться из кучи. Они снова поползли вверх.
Взводу Мелласа понадобился час, чтобы забраться на вершину; остальная рота, пока свет не угас совсем, ждала в стремительной речке и дрогла, открытая любой атаке. Меллас, как первый поднявшийся офицер, отвечал за организацию обороны для роты и развод морпехов по позициям по мере их прибытия. Очерчивая периметр, он прорубался с мачете сквозь тёмные джунгли. Это было всё, что он мог сделать, чтобы не свалиться на землю и никогда больше не вставать. Спутанная растительность хлестала по лицу, царапала открытую кожу, скрывала местность от глаз. Он никак не мог вспомнить правила установки пулемётов. Его шанцевый инструмент, маленькая складная лопатка, притороченная к рюкзаку, зацепился за ветку, и внезапный рывок громадной массы рюкзака чуть не опрокинул его навзничь. Он ударил по ветке и сломал её, при этом повредив руку, потому что сорвал струп от тропической язвы. Как безумный, он выхватил боевой нож и стал кромсать растения в клочья. Лицо раскраснелось и пылало, но спина оставалась мокрой и мёрзла. Руки опухли, пальцы не хотели шевелиться. Он спустил штаны и освободился от водянистых фекалий, которые забрызгали ему голые ноги и ботинки. От вони потянуло на рвоту, но выблевать что-нибудь не получилось, потому что желудок был пуст.
Он спустился чуть назад по холму, чтобы направить свой измученный взвод. Всей остальной роте потребовался час, чтобы подняться на вершину, потому что тропа после первого взвода превратилась в скользкую от слякоти горку. Когда Меллас смог, наконец, вернуться на свою собственную позицию, он нашёл, что Гамильтон над только-только начатым окопом содрогается в болезненных рвотных спазмах, вызванных изнурением и отсутствием пищи.