Когда последний пехотинец проследовал через лабиринты колючей проволоки и грубо сколоченные ворота, Меллас кивнул Фишеру, командиру отделения, одному из трёх в своём подчинении. 'Одиннадцать, плюс нас трое', – сказал он. Фишер кивнул в ответ, подтверждающе поднял большой палец и прошёл за периметр. Меллас вошёл вслед за ним, сопровождаемый радистом Гамильтоном.
Миновав проволочные заграждения, молодые морпехи патруля медленно поползли вверх по склону новой базы огневой поддержки 'Маттерхорн', сгибаясь от усталости, выбирая путь среди пней и мёртвых деревьев, не дававших никакого укрытия. Зелёный подлесок был срезан боевыми ножами, чтобы очистить сектора обстрела для оборонительных линий, и почва джунглей, когда-то пронизанная потоками воды, теперь представляла собой лишь чавкающую глину.
Тонкие мокрые лямки двух парусиновых бандольеров глубоко врезались Малласу в спину чуть ниже шеи, каждая весом в двадцать полных обойм к М-16. Лямки натёрли спину. Всё, чего ему сейчас хотелщсь, – залезть в палатку и скинуть их, а заодно мокрые ботинки и носки. Ещё хотелось забыться. Что, однако, было невозможно. Он знал, что ему всё-таки придётся разбираться с проблемой, о которой помкомвзвода Басс докладывал ему и которую он до поры избегал, оправдываясь необходимостью идти в дозор. Чёрный парень – он не помнил его имени, пулемётчик из третьего взвода, – был зол на комендор-сержанта роты, чьего имени он также не запомнил. Только во взводе Мелласа было сорок новых для него имён и лиц, а во всей роте – почти 200, и – хоть чёрные, хоть белые – все выглядели одинаково. Это сбивало его с толку. Все, от шкипера до последнего рядового, носили одну и ту же грязную изодранную маскировочную форму без знаков различия, так что нельзя было отличить людей друг от друга. Все были слишком худы, слишком молоды и слишком утомлены. К тому же все говорили на одном наречии, вставляя 'блядь' – или какое-нибудь прилагательное, существительное или глагол в связке со словом 'блядь' – через каждые четыре слова. Оставшиеся три слова касались недовольства по поводу пищи, почты, пребывания в лесу и девчонок, с которыми они крутили романы в школе. Меллас дал себе слово этому не поддаваться.
Тот чёрный парень рвался из леса, чтобы установить причины своих приступов мигрени, и кое-кто из братишек возбудился в его поддержку. Но комендор-сержант полагал, что парень притворяется и заслуживает лишь пинка под зад. Затем ещё один чёрный отказался стричься, и люди ополчились и по этому поводу. Меллас-то предполагал, что будет воевать. В школе морской пехоты никто не сказал ему, что придётся разбираться с юными Малкольмами Икс и красношеими фермерами из Джорджии. Почему военврачи ВМС не могут просто определиться, дерьмо с мигренями настоящее или нет? Ведь это они знатоки медицины. Неужели взводным на Иводзиме приходилось заниматься подобным вздором?