Семь «почему» российской Гражданской войны (Ганин) - страница 389

Деникинская директива казалась мне и Эверту (а может быть, и генералу Бредову) политической ошибкой. Но она отвечала принципу «Единая, неделимая Россия». Весьма строгое применение этого принципа уже создало в 1918 году трения между Добровольческой армией и кавказскими племенами. В Грузии, например, где после февральской революции власть взяли в свои руки грузинские социал-революционеры[1633], не было стремления отделиться от России, но было твердое желание стать федеративной частью России (может быть, у них и не было сильной любви к русским, но у них было сильное опасение, что Турция поглотить Грузию, если та выделится из состава нашей империи). Однако непреклонность генерала Деникина в буквальном толковании слова «неделимая» привела к тому, что Грузия объявила себя независимой, ставши под защиту Англии. В других племенах Кавказа тоже была тенденция к федерализму или автономии. Назначенный для согласования политики этих племен с политикой Екатеринодара генерал Абациев[1634] (прозванный поэтому: «царь царей») был бессилен внушить им деникинское понимание слов «Единая и неделимая Россия». Этот лукавый осетин, дослужившийся до полного генерала из простых туземных всадников, был своим выдвижением обязан тому, что он, будучи всадником, был любимым ординарцем генерала Скобелева. В лукавстве превосходил его только армянин Генерального штаба генерал Баратов[1635], о котором говорили, что он всегда отвечает более чем дипломатично: «Может быть – может быть, а может быть – не может быть». Но Баратов все еще оставался с 1918 года в Персии, где командовал в Великую войну российскими войсками, и поэтому Абациев и получил высокое административно-дипломатическое назначение. И, как я уже сказал, не мог справиться с племенными отталкиваниями от основного принципа Добровольческой армии.

Строгое выполнение этого принципа не встретило никакого затруднения в левобережной Украине, по которой шел на север к Курску генерал Кутепов, а на северо-запад, к Киеву, – генерал Бредов. И на правом берегу Днепра, где медленно продвигался от Екатеринослава на Знаменку и Бобринскую отряд генерала Промтова[1636], утихло украинское повстанчество – банды рассеялись, а население не противилось добровольческой власти. Но иначе обстояло дело дальше на запад, чем ближе ко Львову с епископом Шептицким[1637], злейшим врагом России, и чем ближе к Польше, с первых дней своей возрожденной независимости образовавшей в своем Генеральном штабе особый украинский отдел (там виднейшую роль играл Генерального штаба полковник Змиенко