Был случай, когда отправляемого на расстрел шофера случайно опознали сотрудники Особого отдела, засвидетельствовали его непричастность к контрреволюции, и он был освобожден, кажется, стал работать в Особом отделе (подробные сведения у тов. Дронгошевского из Особого отдела Ч.К.).
Сколько было таких расстрелов, где какая-нибудь случайность не могла спасти жизни ни в чем невинных, трудно сказать, но, судя по приемам «Тройки» и по расстрелу упомянутых коммунистов, можно утвердить, что это были не единственные случаи.
Приговоренные к расстрелу иногда могли выкупиться. Это делалось официальным путем. Назначалась определенная сумма в 40 или сколько там тысяч. В случае взноса – освобождался, в случае невзноса – расстреливался. Так был расстрелян некий Футер, за которого был назначен выкуп в 40 или 60 тысяч, но эта сумма своевременно не была внесена.
В Минске упорно циркулировали слухи, что на почве выкупов там развивалась «спекуляция». Рабочие возмущались, что таким образом богатые спекулянты могут освобождаться, а бедные подлежат расстрелу.
Заложники брались направо и налево без всякого толка. Среди них есть много дряхлых старух и молодых девушек, никакой цены как заложники не представляющих. Часто арестованные, к которым нельзя применить никаких обвинений, без всякого разбора зачисляются в число заложников. Их больше сотни находится в Смоленской тюрьме. Проконтролировать заложников нам не дала Ч.К. Литбел возможности.
При обысках отнимались без разбора ценные вещи, платье, одежда, продукты, деньги, без установления определенных норм. Все это не сдавалось согласно состоявшемуся решению в Продком и Народный банк (или казначейство), а хранилось в Ч.К., причем имущество хранилось в беспорядочном состоянии.
При эвакуации Ч.К. больше, чем другие учреждения, поддавалась панике. В Минске еще в первых числах июля она погрузилась, и лишь усилиями Совета обороны Литбел была часть ее снята с колес и опять водворена на свое место. После этого еще целый месяц она работала в Минске. В Бобруйске случилось то же самое. Когда был дан приказ о том, чтобы учреждения в течение 24 часов эвакуировали свое ценное имущество и дела, Ч.К. поспешила вся бежать из города на вокзал. При этом отдельные сотрудники Ч.К. выскакивали на улицу с револьверами в руках и насильно, без всякого разбора, забирали для себя лошадей и подводы (таким образом была задержана лошадь, на которой ехал и[сполняющий] об[язанности] минского губвоенкома член Сов[ета] обороны Бобруйского узла т. Муклевич). Несмотря на категорическое запрещение Центра и на неоднократный протест местных органов, заведующих эвакуацией, Ч.К. все-таки вывозила мебель, кровати и проч. Председатель Ч.К. т. Тарашкевич вместе с представителями Особого отдела Запфронта и большинством сотрудников сейчас же уехал, меньшинство осталось на колесах и этим создало паническое настроение и среди некоторых других учреждений. Это сделала Ч.К., несмотря на то, что Ц.К. Литбел, Президиум Губревкома, Совет обороны Бобруйского узла и другие советские органы остались в городе и продолжали работать.