, мы могли очистить город от всего опасного и подозрительного и сохранить власть и порядок. Иначе с нашим активом и в обстановке вооруженных беспорядков внутри города нам с ними не справиться; это было доказано еще в октябре 1905 года.
Решили мобилизовать все[х] офицеров и сформировать офицерские роты; уверяют, что здесь находится несколько тысяч офицеров. Розанов, кроме того, рассчитывает на помощь правых организаций, что, несомненно, сплошная утопия; не думаю также, чтобы получилось что-нибудь солидное из офицерских рот, т. к. для их пополнения нет или, во всяком случае, очень мало подходящих элементов; огромное большинство нестроевых, административных, крепко окопавшихся здесь во время войны и не тронувшихся никуда даже тогда, когда началась война с красными.
Когда Волков ехал в Омск с[о] своей организацией, то жаловался мне на инерцию и отсутствие патриотизма владивостокских офицерских контингентов и с горестью говорил, что после его отъезда там не найдется и нескольких десятков, способных за ним последовать. Того же мнения и Кондрашев, а те образчики, которых я здесь видел и вижу, не дают никаких оснований для самомалейшего оптимизма.
Розанов пытается сохранить внешнее спокойствие, но, несомненно, понимает собственное бессилие. Удивительней всех Вериго, он является на все собрания, держит себя беззаботно, как будто бы все это его не интересует и не касается, и что на все у него есть собственное мнение и собственное решение, составляющие его личное дело и способные разрешить все благополучно и самостоятельно. Думаю, что все его расчеты на прибытие Калмыкова и двух полков из Забайкалья, которые давно уже обещаны, но что-то до сих [пор] не являются (какие это полки, держится в секрете, но, зная состав семеновских войск, я не представляю себе, что он может сюда послать; почти невероятно, чтобы это были полки унгерновской дивизии).
К вечеру выяснилось, что самое большее, на что мы можем рассчитывать по части мобилизации офицеров, – это человек 600–700 и по большей части весьма сомнительного боевого значения; было два собрания с очень крикливым настроением, но без каких-либо признаков подъема и воодушевления.
28 января[1997]. Видел Станишевского и очень бойкого и патриотически настроенного штабс-капитана Павлова; оба высказались очень пессимистически по поводу офицерских формирований; уже выяснилось, что резкий против них протест начался среди офицерских жен, громко кричащих против новой игры головами их мужей и заявляющих, что не допустят розанов-семеновских махинаций, которые только поссорят офицеров с «будущим правительством» и создадут для них опасности тюрьмы и расстрелов.