Семейные ужины по выходным стали для нас регулярными посиделками, и я даже не заметил, как в нашу квартиру переехали вещи Василисы и ее мамаши. Но я и против-то не был, только за. Ведь это значило, что теперь с ней нам и расставаться никогда не придется.
Как-то за ужином мать Василисы, посмеиваясь, заметила, что из нас бы получилась неплохая пара. Я пожал плечами, ведь еще не понимал, о чем говорит женщина, а вот румянец на щеках десятилетней девочки заметил.
Это спустя год я понял, о чем тогда говорила мать Васьки, когда на дискотеке в честь Нового года, которую устроили в интернате, мы с Василисой в первый раз поцеловались, и в наших отношениях появился новый виток. Мы перестали с ней быть братом и сестрой. Теперь для меня она была моей девушкой.
А потом… потом началась «взрослая жизнь». Мы будто сошли с нормального автобуса, который вез нас в светлое будущее, и сели на дребезжащую развалюху под названием «подростковая жизнь интернатовских детей».
Переходный возраст и становление личности не прошли без последствий. Когда веселая и озорная девчонка по имени Василиса вдруг превратилась в безжалостную и беспринципную суку Ваську, а я из мальчишки, некогда обреченного быть «игрушкой для битья», стал тем, кем, являюсь сейчас. Волковым Тимофеем, который даже воды не подаст умирающему старику, а толкнет стакан, и тот прольется рядом, потому что перед моим внутреннем взором все старики похожи на мою покойную бабку, которая била парализованную мать. Я любого порву на своем пути, кто будет мешать мне достигнуть цели, и я это сделаю с гребаным Левой Владимировичем, когда выйду из этой тюрьмы без решеток.
– Тим, – слышу голос Михи рядом с ухом. Открываю глаза. – Вот, на, – он сует мне какие-то таблетки, – Ильинична свалила пришлось порыскать самому у нее в кабинете.
Я приподнял бровь и, выдавив из блистера пару таблеток, закинул в рот и запил водой.
– Да не, все нормально, не боись, там Лешик на шухере стоял, так что все под контролем.
Я смотрел на парня поверх стакана с водой и понимал, что эти пацаны словно моя вторая кожа, а иногда казалось, что и чувства, и ощущения у нас одни на всех. Потому что так угадывать эмоции друг друга просто невозможно.
– Царь зверей еще здесь. Его настолько много, что все зашкерились по комнатам и не вылезают. Сиротки в столовой были неполным составом, – он покосился на меня. – Лев и в столовку приходил, долго стоял и рассматривал всех тех, кто там собрался. Васька с девчонками не приходили.
– А белобрысая была среди детдомовских?
Миха на мгновение замер, видимо, вспоминая, кто был на ужине.