– Не так быстро, Снежинка, – сквозь улыбку говорит он. – Я бы, если честно, не против был тебя поцеловать.
И прежде, чем я снова успела дернуться, он прижимает меня к себе одной рукой за талию.
– Но боюсь, потом нам с тобой двоим достанется.
В его голосе слышен сарказм или ирония, но понятно, что имеет в виду. Да его и не тронет здесь никто, я же все видела и слышала. Да и Василиса вряд ли против него попрет, так зачем он сейчас несет всю эту чушь?
– Трепись поменьше, понял? Мне рассказывали девчонки про тебя, так что лапшу на уши иди вешай другим девочкам, и вообще, отпусти меня. Хватит уже жаться, как к родной, – я дергаюсь в его руках, пытаюсь оттолкнуть, но то ли мне не сильно этого хочется оттого, что его близость одновременно пугает и манит, то ли он действительно держит так, что не вырваться.
– Так ты не ответила на вопрос, Есения.
Я замерла на мгновение, вспоминая, что он у меня спрашивал, а парень в этот миг резко нагнулся и коснулся моих губ. У меня аж дыхание перехватило. Такие мягкие и одновременно жаркие… В голове тут же закружилось от переизбытка эмоций.
Тук… и тишина.
Тук… и тишина.
«Черт, черт, Яся, дыши!» – кричит внутренний голос. Я собралась с силами и оттолкнула его, сделала рваный вдох.
– Ты чего? – Тимофей уставился на меня, а я стою, держусь за стену и стараюсь мелкими глотками вдыхать воздух. – Ты что, больная?
Ответить я ему была сейчас не в силах, поэтому вытягиваю руку, сжатую в кулак, и показываю фак.
– За это пальцы, вообще-то, ломают, – слышу его слова как будто за глухой перегородкой.
Черт, зачем же так волноваться? Мне бы глоточек свежего воздуха, а лучше…
– Там ингалятор под подушкой, Любе скажи.
– Черт, твою мать.
Шаги, а потом хлопок двери, и в голове от этого звука боль разрывается.
– Вот, Снежинка.
Мне в ладонь ложится холодный баллончик ингалятора. Делаю вдох и одновременно нажимаю на колпачок, выпускаю струю лекарства.
Раз, два, три, четыре, пять…
Слух потихоньку возвращается, и зрение становится четче. Делаю полной грудью вдох.
– Не делай так больше, – говорю охрипшим голосом парню, когда тот помогает мне встать.
– Так ты больна?
– Тебя это каким боком касается? – отвечаю ему вопросом на вопрос. – И да, кстати, у меня тоже есть парень.
Тимофей мне больше не мешает уйти, поэтому беспрепятственно поворачиваюсь к нему спиной и захожу в комнату, даже ни разу не обернувшись. Но какое-то чувство дискомфорта осталось внутри, словно что-то сделала не так или сказала не то. Может, ему что-то нужно было сказать? Черт. Дрожащими пальцами касаюсь губ. Он меня поцеловал. Сердце вновь внутри затрепыхалось, и я сверху положила руку, пытаясь тихонько постукивать о ребра, чтобы успокоить разбушевавшийся орган. Зачем он это сделал? Плетусь к кровати, еле передвигая ноги.