– Слышишь ты, дурилка, – застываю на месте, но уже за углом, когда до меня доносится голос Тимофея, – что ты к ней пристаешь? Не понимаешь, что бесишь ты ее? Это ж видно.
Вот как, значит, бесит. Откуда он может знать, что и кто меня бесит? И вообще, с чего это он с моим Димкой так разговаривает?
– А ты, я смотрю, и чтец, и жнец, и сам себе писец, – коверкает пословицу Дима, подстраивая под свой лад, – разбираешься во всем, что тебя вообще не должно волновать. Так ты не волнуйся, парень. Яся моя девушка, и мы с ней разберемся, понятно?
– Тон укороти, – теперь в голосе Тимофея ни намека на шутку, голос сухой и холодный, будто ветер в пустыне ночной. У меня по спине аж мурашки побежали. – Разговаривать знаешь, как надо с такими, как я?
Черт, ладошки вспотели от напряжения. Нужно набраться смелости и вернутся обратно, не могу уйти, хотя и понимаю, что надо, не стоит девочкам лезть в разговоры мальчиков. Но я не могу, ноги в пол вросли и двигаться не хотят.
– А мне похеру, кто ты.
«Ой, нет, Дима, молчи! – прошу его мысленно. – Молчи!»
– Хочешь поговорить, так говори, что молчишь? Яська понравилась? Так ты как бы вообще не в лодке, парень, это девчонка моя. Вон, давай развлекайся со своей полоумной, а вообще в дурку бы сдать ее не мешало.
Глухой удар и чавкающий звук заставляют сорваться с места и бежать, только почему-то не в сторону столовой, а туда, где я оставила Димку.
Заворачиваю за угол, в коридор, и ноги немеют от увиденного. Димка стоит на коленях, схватившись за челюсть одной рукой. Второй зажимая рот, пытается остановить кровь, а Тимофей в своем белом спортивном костюме и белых кроссовках забрызган красными каплями. Он встряхивает рукой, будто повредил ее и пытается вставить сустав.
– Ты что делаешь? Совсем… – и я давлюсь теми словами, что готовы были сорваться с губ, стоило парню только посмотреть на меня.
– Ну, договаривай, Снежинка, давай, – он в два шага приближается, встает предо мной так, что загораживает Димку собою, – что «совсем»? Дебил, придурок, мудак? Кто?
– Это все, что ты только что сказал, – шевелю я вмиг пересохшими от его близости губами, – ты – это все.
Опускаю глаза на его руки, а на костяшках кожа содрана, и вот то, что я сейчас чувствую внутри, совершенно неправильно, совсем. Мне нужно отступить, подойти к Диме, но я продолжаю стоять и пялиться на его окровавленные руки.
– «Это все», – передергивает он слова, и в них я слышу издевку, она как будто отрезвляет меня.
Отталкиваю его в сторону, хотя и сама могла бы обойти парня, но мне, видимо, в ту секунду было важно дотронутся до него, почувствовать его.