– Это Вы меня простите, что напомнила о прошлом.
– Не Вы. Он.
Людмила встала и, подойдя к стеклянной витрине, оперлась о нее ладонями.
– Я – как манекен. Там – жизнь, ветер, люди. Здесь – могила. Меня похоронили заживо.
– А Борис?
Она обернулась и посмотрела своими удивительно синими глазами.
– Что-то произошло, и Саша снова позвал брата?
– Да. – подтвердила я. – Убили мою сотрудницу. Светлану.
– Любовницу моего мужа?
– А Вы откуда..?
– Он рассказывал про нее. И о том, какая она страстная.
– Зачем? – Поразилась я. В моей голове такое не укладывалось. Какой-то моральный садизм!
– Я не переношу прикосновений чужих людей. Мне отвратительны мужчины. Все. Их мерзкие тела, липкие взгляды и руки.
– Так Вы с ним не…
– Нет. Ни разу. Он и не приближался. Зато все рассказывал. О конторе, Свете. И о Борисе. Знаете, он ему завидует. И не любит. Но зовет, как только не может справиться с ситуацией. И тот приходит. Я и о Вас от него слышала.
– Как интересно! И что же?
– Что Вы – озабоченная мать.
Я улыбнулась и кивнула головой.
– Уходите оттуда! – Она вдруг тревожно посмотрела на меня. – Дальше будет плохо!
Глаза женщины заметались по окну.
– Ему нужны только деньги! Ах, эти проклятые деньги! Скажи им, чтобы они не связывались с этими деньгами! Он Вас послушает! Вы ему нравитесь!
– Кому? – Недоумевала я, слушая сумбурную речь. – Какие деньги?
– Обещай, что уйдешь! У тебя ведь ребенок!
– Хорошо, хорошо, – я попыталась посадить возбужденную женщину в кресло, но она крепко стояла у стекла, отталкивая мои руки.
И тут в дверях появилась пухленькая женщина, которая тут же заворковала:
– Людушка, голубушка, все хорошо, все прошло. На небе солнышко, голубки клюют зернышки. Ну-ка, деточка, скушай таблеточку!
Людмила, словно кукла, повернулась к женщине и взяла таблетку со стаканом воды.
– Пей, пей, сердешная… – Женщина подождала, пока бедняжка проглотит лекарство, и потихоньку, за рукав костюма, потянула ее за собой. – Тебе надо отдохнуть…
– Да, конечно. – Лицо Людмилы замерло красивой скорбной маской. – Прощайте, Елена Михайловна…
Я смотрела и, не вмешиваясь, возможно, еще раз предавала эту несчастную, всеми забытую женщину. Потом, затворив стеклянную дверь, медленно прошла гостиную и остановилась в большой прихожей. Господи, такого количества грязи я за всю свою жизнь не видела, как в этот день. Меня уже тошнило и от сотрудниц, и от Панкратовых. И от недосыпания тоже.
Повернув ручку на входной двери из цельного деревянного массива, я спустилась по ступеням и толкнула подъездную дверь. Солнышко брызнуло в меня лучами, а легкий снежок тут же припудрил мой нос. Сосны величественно шумели кронами, и создавалось такое впечатление, что ты не в городе, а где-то среди лесов и полей: ни реагента, ни песка в этом чистейшем месте не наблюдалось. Только подметенный асфальт и заснеженный газон. Вдохнув полной грудью морозный воздух, я вспомнила своих любимых родителей и Сережку. Достав айфон, я набрала маму.