Внутри уже горела лучина, приготовлены были и постели на лавках вдоль стен. Поняла, что кроме неё и Вихсара тут больше и не останется никто ночевать. Княжна прошла к своей лавке, где лежал её мешок с вещами, скинув одежду мокрую, отыскала сухую рубаху в узле, переоделась, расчесав влажные спутанные волосы, всё поглядывая на дверь, но в неё так никто и не вошёл. Высушив немного волосы, скользнула в холодные недра постели, сжалась, отворачиваясь к стене, только теперь почувствовала, как внутри всё дрожит неведомо от чего. Прислушивалась к звукам снаружи, но слышала только бесконечный грохот дождя о закрытые теперь кем-то ставни и кровлю. Всколыхнулась искрами злость в душе за то, что позволила ему так легко касаться себя, и тут же осыпалась золой, не находя больше никакой силы. Утомлённую и вымотанную вконец беспрерывной борьбой Мирину помалу да одолела сонливость, и веки начали безнадёжно смежаться. Она уснула, так и не дождавшись прихода Вихсара. Да ей и не нужен он был, хоть и непонятно какая сила обуяла её там, на берегу. Она не готова принять его. И никогда не будет готова. Он для неё враг, разрушавший её всю изнутри.
Дождь лил хлёстко, остервенело, буря поднимала потоки капель, размётывая их по опустевшему, погрузившемуся в туманный сумрак двору. Капли залетали на крыльцо, обрызгивая ноги Вихсара. Он стоял, прислонившись спиной к столбу широкому, скрестив на груди руки. Взгляд его скользил то по избам с высокими подклетями и погребами, с окнами, через ставни в которых просачивался свет горящих лучин, то по небу, цвет которого теперь был желтовато-серым. По нему, низко нависая над деревней, тяжело плыли тучи, и в их недрах сухо и бесшумно вспыхивали молнии уже где-то вдали. Завтра дороги будут непроходимые, идти придётся ещё медленнее. Внутри до сих пор ещё клокотало всё, и деваться от сжигаемого желания было некуда. Не охладили ни вода студёная, ни ненастье. Сейчас Мирина была так близко и вся его – мог прямо сейчас войти и взять её. Но княжна не была ещё готова к тому, хотя на берегу, когда сжимал её в руках, целуя сладкую и в то же время чуть солоноватую от пота нагретую солнцем кожу, ему показалось на миг, что она тоже желает его, что ей приятны его ласки и мешает только мокрое платье, а следом и надвигающаяся гроза. И Вихсару было плевать, он не остановился бы, но помнил о своём обещании и не намерен был её пугать. Он даёт то, что она просит – свободу в своих чувствах и желаниях. И что-то в нём самом перевернулось, изменилось. Когда видел её полные гнева глаза, он переставал понимать себя. С одной стороны, ему до остроты ножа хотелось разбить весь этот лёд в ней, добраться до самого сердца, заставить биться его, поэтому и в воду потащил. Она испугалась, конечно, но остановить себя в тот миг он просто не смог никак. Её непроницаемость, неприступность, с которой она отвергала его, вызывала в нём ураган бешенства и вместе с тем делала бессильным. Это страшно злило, до дрожи, до скрежета зубов.