– Добивай его! – крикнул издалека кто-то, мчавшийся навстречу, голос его показался вождю молодым совсем.
Вихсар обернулся, встречая ещё двоих всадников со стороны становища. Угдэй.
Не успел хан перевести дух, как перестук подков настиг со спины. Пронзительный свист, и в шею ударила жёсткая тяжёлая плеть, обив, сдавливая, вырывая остатки дыхания. Хана со страшной силой рвануло в сторону, он рухнул наземь, удар выбил саблю из рук. Хватаясь за шею, Вихсар попытался стянуть удавку, что перехватила дыхание.
Голос батыра громыхнул, сотрясая сознание, уже рядом. Лязг оружия, крики, храп лошадей и биение огня – всё перемешалось. Вихсар, сдёрнув петлю, повернулся, намереваясь встать, да тело его вовсе престало слушаться, онемело. Он судорожно охватил единым взором чащобу, выискивая Мирину. Нашёл. Забилась под дерево. Заплаканная, бледная. Живая.
– Уходи, княжич! – крикнул кто-то.
– Поймать его! За ними! Убить! – гаркнул Угдэй напоследок.
Он рухнул на колени рядом с вождём, помогая подняться. Вихсар, опираясь на руки, рванулся с земли, да помешали стрелы, а следом боль до самой кости прошила, накрыла чёрной волной от пят до головы, будто его копьями пригвоздили к земле. Он рухнул уже без чувств.
Что-то громыхнуло, выдёргивая Арьяна из сна. Он открыл глаза, осторожно поворачивая голову на звук. Митко виновато оглянулся, посмотрел куда-то в сторону, не на него. Арьян не мог увидеть, не попадало в поле его зрения, кто был рядом ещё. Отрок тихо поставил дубовую задвижку, раскрыл ставни шире. Повеяло бодрящей прохладой, хлынул мутный свет, расплескался по хоромине, набирая силу. Опочивальня сразу наполнилась запахами разными и уличным глухим шумом. Арьян вновь закрыл глаза, и вновь всё замерло, почудилось, что он совершенно один.
Когда в следующий раз он проснулся, было уже совсем светло. Повернул чуть голову, сквозь ресницы выхватил взглядом женскую фигуру. То была помощница травницы Ордана. Он смутно оглядел бревенчатые стены, низкий балочный потолок, сводчатую, такую же низкую, дверь. Закрыл глаза. Его перенесли в хоромину на верхний ярус, правда, Арьян так и не вспомнил, как и когда. Здесь воздух был свеж и чист, и мало солнца. Проснувшись окончательно и пошевелившись, княжич понял, что гаже и не чувствовал себя никогда. Разбитый, раздавленный, будто по нему гружёным обозом проехали раз пять, а потом табун лошадей прошёл. Но всё же был жив, дышал так же с трудом, но дышал.
Арьян лежал пластом на постели, укрытый до груди льняным покрывалом, не открывая глаз, вспоминая то, что произошло с ним после стычки с Данимиром. Из разговоров, которые он вырывал в полубреду, княжич понял, что ранения его хоть опасные, да уберегла длань божья. Смерть княжич впервые чувствовал так близко. У самого сердца дышала ледяным морозом. Помнил, как заливало его холодным потом, что катился со лба, делая влажной постель, помнил, как полосовала рёбра нестерпимая боль. Травница вытащила его из нави, сумела.