– Нужно посмотреть спину, – сказала, коротко глянув.
Вихсар не стал спорить, повернулся набок, немного грузно, всё же рана мешала двигаться. Он, верно, в помощи её не нуждался, может, и смеялся над ней, только зачем? Мог бы прогнать давно. На спине мощной прямо под лопаткой рана выглядела хуже и безобразней, чем на груди, невольно Мирина укорила себя – не нужно было оставаться, стоило в шатёр свой уйти. Помимо следа от древка были ещё ссадины, синяки да ещё одна пробоина. Княжну аж передёрнуло от этих увечий. Спина выглядела так, словно только и служила для того, чтобы мишенью быть. Как он ещё в сознании да под длань Мораны не попал? Его боги, верно, покровительствуют ему, знать заслужил, коль сама смерть обошла стороной.
Ополоснув тряпицу, Мирина стёрла разводы багровые, к коже приставшие, вкладывая в каждое движение особую силу, заключая её в наговор, что плёлся из слов, как тот самый поясок в руках Евгастьи. Получалось это так легко, наверное, потому что знание это хранило в ней частичку отца, которую Мирина несла через время и расстояние. Мысли о чернавке потянули за собой другие. Наверное, давно вернулся в Явлич десятник Векула, рассказал всё княжичу Арьяну Вяжеславовичу. Взяв другой лоскут, Мирина торопливо, убегая от нежданной мысли, свернула его в несколько раз, приложила к повреждённому месту, а другим, более длинным, опоясала валгана. Управившись, на плечо Вихсара взглянула – тоже бы нужно подлечить, но порез не так страшен, рана сквозная. Мирина стёрла только кровь, что проступила от напряжения излишнего.
– Ты заботлива, – произнёс хан, смотря на княжну как-то странно.
Сам он в прибавляющемся свете выглядел, как оказалось, хуже, чем заметно было в сумраке. Брови нахмуренные, и между ними тонкие складки пролегли, а под глазами – тёмные круги, оттенявшие и без того блестяще-чёрные глаза, как камни агата, хищные, с прикованным к ней волчьим взглядом. Так и огладила плечи дрожь – не знала, чего и ждать теперь. Вихсар верно сказал, что никогда она раньше не проявляла ни крупицы беспокойства. Признаться себе в том, что испытывала, Мирина никогда бы не смогла: гнев, злость, досаду – да, желание заботиться – нет, и в мыслях не было, и сейчас не знает, зачем делает всё это, сердце не слушает голос ума. А может, просто усталость виновата.
– Иди, Сугар, – вывел из мыслей Вихсар. – Тебе нужно позаботиться и о себе, – добавил, словно прочитав её мысли. – И поешь, как следует, ты слишком бледная. Прикажу принести тебе побольше снеди и сока ягодного, чтобы всё съела и выпила, – сказал он, и хоть голос с каждым словом твердел, по лицу мука скользнула.