– Ты слишком много говоришь, батыр, исполняй то, что я велю.
Глаза Вихсара потухли и вдруг разом выцвели. Князя Радонега уже нет в живых, а договориться с женщиной ему не составит труда. Тем более, насколько он знал, мать у Сугар не родная.
– Пусть Великий Тангрин наделит тебя мудростью и яростью вепря, хан, – сказал Угдэй и чуть склонился в поясе.
Вихсар замер. Много лет идёт их дружба, а одно всего лишь непонимание враз сделало их чужими. Хан сдержал вспыхнувшую было ярость. Не такого он хотел разговора, но видимо, тому суждено быть.
– Иди, – сказал, поставив свою чашу.
Угдэй было ступил к выходу, но застопорился вдруг. Вихсар выгнул бровь, готовясь слушать.
– Позволь отправить Алтана.
– Почему его? – спросил он, успокаиваясь совсем.
– Потому что я не хочу оставлять тебя одного и последую за тобой всюду, куда бы ты не устремился.
Вихсар вернул на него задумчивый взор. Угдэй смотрел неотрывно и твёрдо. Хан отвернулся, подхватывая саблю.
– Я ценю твою верность, Угдэй, и хочу, чтобы ты научился мне доверять, – хан взял сушёный абрикос и положил в рот. – Делай, как считаешь нужным, главное, чтобы было исполнено.
Вихсар отвернулся, дёрнул клинок из ножен, слушая сначала тишину, а потом шаги. Хлынул и погас густой утренний свет.
Теперь, когда волна злости спала, Вихсару стали понятны тревоги батыра. Как бы он ни ярился, а Угдэй прав. С теми воинами, что есть у него в лагере, не взять осадой даже острог. Но он и не собирался развязывать с воличами войну. Если, конечно, никто не встанет на его пути. А на этот случай войско ему нужно.
Поймав своё отражение на гладкой стали, хан застыл, видя чёрные, полные каким-то диким ядовитым блеском глаза, резко вложил саблю обратно.
К посаду подъехали только в обед, когда меж построек уже струился такой дым и чад, исходивший от кузен, что невозможно было разглядеть дороги дальше, чем на три сажени. Арьян, отправив дружинный отряд в город, не стал глубоко заезжать. Остановился на окраине, у небольшого малолюдного постоялого двора, и договорился с хозяином прибежища, чтобы тот отыскал для него самую спокойную, сухую, светлую и тёплую клеть – лучшую, что есть у него. Княжич оставил девушек в хоромине, а сам отправился с Данимиром и Митко на торг. Там они пробыли больше времени, чем задумывал Арьян. Выбирать одежду для девицы доводилось впервые, и если бы не Данимир, который более-менее разбирался в красоте и нарядах, до самого вечера, пока небо не позеленело, слонялся бы, огибая в который раз торжок. Да и к тому же чуть ли не каждый торговец, увидев княжичей, зазывал их к своему прилавку. Стоило бы отправить Митко одного, но ему такого поручить было нельзя, мальчишка ещё меньше соображал в женских побрякушках, чем сам княжич. И, наверное, Арьян не уставал так никогда. Да и солнце пекло столь сильно, что нечем было дышать, поднималась от ещё влажной, не успевшей просохнуть земли духота.