– Как братья Нечай и Взрад? Не видела я их во дворе. Где они?
Бледные губы княгини тронула улыбка, но какая-то отстранённая, сухая.
– Тут они, живы и здоровы, слава Богам и матушке-Макоши. Нечай посвящение прошёл, возмужал за весну, не узнать его уже, верно отца перемахнул в росте да в плечах разошёлся.
Улыбка сама собой расползлась на лице Мирины, и так сердце возжелало увидеться поскорее.
– Увидишься ещё, – прочла её мысли княгиня. – Расскажи лучше, где ты была всё это время? Заставила меня волноваться, я половину здоровья своего оставила, бросая силы на поиски. Мирина, как же так? Что произошло, ответь?
Мирина поёжилась от давящих льдистых глаз княгини, от потока вопросов и негодования, чего она и опасалась так. Пошатнулась уверенность – та опора, которую она выстраивала всю дорогу до детинца, и кинуться бы рассказать обо всём, пожаловаться на недолю свою, но что-то останавливало – Световиде не признается ни в чём.
Потянула заклёпку на кожухе, растягивая ворот, ставший тесным, не продохнуть.
– Устала я, – выдохнула Мирина, – позволь сначала отдохнуть с дороги, матушка, – и снова царапнуло обращение это, и тут же неуютно сделалось внутри.
– Конечно. Прости, – дрогнули растерянно ресницы княгини, она сдержанно улыбнулась, окидывая девушку понимающим взглядом.
– Отдыхай. Просто я столько ночей не спала, всё гадала, где ты, жива ли, здорова ли.
И Мирину вдруг вина ошпарила, рассеянно посмотрела она перед собой, опуская руки.
– Отдыхай, – повторила княгиня, – теперь ты дома, живая и похорошевшая – это главное. Отдыхай, а я пойду в храм, жрецам скажу требы принести в благодарность за радость нечаянную, да старейшин известить нужно о приезде твоём, хотя верно они уже знают обо всём.
Мирина кивнула, соглашаясь со всем, и Световида, наконец, обошла её, направилась прочь. Вновь пахнуло сладкой ягодой, и вскоре дверь затворилась за ней. А Мирина будто в яму канула, сгустилась вокруг пустота, сотканная из жемчужного света, что обильно лился из окошка на стоявшую посередине светёлки девушку. Она выдохнула, расславляя плечи, обвела взором брусчатые стены и тут же согрелась их живительным теплом. Но всё же осталось чувство недосказанности, что комом упало на самое дно и не давало полного освобождения и покоя. И тиски, что сковывали её, сжали сильнее только. И как подумала о пире, что будет вечером, и о том, что ждёт встреча с Вортиславом, так померкло всё внутри.
Сделав ещё пару глубоких вдохов и выдохов, Мирина скинула кожух, в котором уже и жарко становилось в тепле да сухости. Омыть бы теперь лицо и ноги с пути. И тут, как по велению, вернулась Евгастья, да не одна, а с Белолюбой. Девка была стройная и длинная, как осока, с русой косой, в простом домотканом платье, с глазами серовато-золотистого цвета, в которых прочла Мирина, как рада была видеть Белолюба хозяйку. Она поклонилась в пояс княжне, и Мирина отозвалась улыбкой. Чернавка поспешила забрать кожух из рук, положила на сундук, открыла другой, принялась выуживать рушники да подушки со скатертями, а Евгастья стала помогать ей во всём, уже не робея.