– А… Я ушла от вас. Навсегда. Пожалуйста, не звоните и не ищите меня. Я не вернусь к вам.
– Как ушла? Ты не могла уйти… Забор, ворота, всё было заперто. У тебя же даже одежды нет… Феодора сказала, что ты просто исчезла, просто взяла и растворилась на кровати, и она это всё видела. Но я не верю в это, она же блаженная, врёт всё. Это она выпустила тебя, да? Ты замёрзнешь, глупая. Погибнешь же! Иди домой, дура непутёвая. Феврония!..
Я выключила телефон и разлепила глаза: сколько я проспала? Такое чувство, что целую вечность. И, кстати, где я?
Роскошная комната, впереди стена стеклянным полукругом, где-то там виднеется пляж и море. В открытую дверь на веранду приятно врывается прохлада ветра. От его дуновения легонько колышется тюль. Издалека тонко, еле слышно доносятся крики чаек.
Да где же я? Я приподнялась и увидела, что лежу в роскошной, как и всё в этой комнате, постели под балдахином, на хрустящих, с цветочным запахом, простынях, совершенно обнажённая.
– А, ты проснулась! – в комнату вошла она, Ксения, приветливая и точно светящаяся. – Ну и долго же ты спала! Здравствуй, помнишь, кто мы?
Вслед за ней появился и Генрих. Я хотела было быстро прикрыться простынёй, но передумала: к чему уже эти глупости.
– Помню, вы мои друзья. Но… где я?
– Мы на острове в Эгейском море. А это наша вилла. Теперь и твоя, – ответил Генрих. – Теперь ты будешь жить здесь.
– Почему моя? – удивилась я.
– Потому, – Ксения присела ко мне на постель и ласково погладила меня по волосам. – Потом всё поймёшь.
Я с облегчением уронила голову на мягкие подушки, утопая в них. Ах, какое счастье… Что это со мной случилось? Неужели это не сон?
– Это не сон? – спросила я.
– Нет. Во всяком случае, не то, что ты думаешь, – сказал Генрих. – Всё по-настоящему. Это реальность.
Он смотрел на меня, как тогда, в беседке, прямо и пронзительно, и мне казалось, что я знаю его, их обоих, всю жизнь. Где они были раньше?
– Феврония, не бойся, скажи нам, ты хочешь чего-нибудь? – Ксения прилегла рядом и жарко заглянула мне в глаза.
А я прижалась к ней – так крепко, как только могла.
– Ничего не надо, просто любите меня, пожалуйста. И зовите меня Февра. Я больше не хочу быть Февронией.
Секс, по сути, – это не что иное, как соприкосновение, теснейшее из соприкосновений. Но именно соприкосновения мы и боимся больше всего. Мы лишь наполовину сознаём себя, наполовину ощущаем себя живыми. Поэтому мы просто обязаны пробудить себя, обязаны познать полноту взаимоощущений.
Дэвид Лоуренс. «Любовник леди Чаттерлей»
Это был март. Ветреный, сопливый и грязный. Чуть теплее, нежели обычно в наших краях, потому что снег почти весь стаял – лишь бледными и угрюмыми просветами, забрызганными всё той же бесконечной грязью, на обочинах лежали поникшие сугробы. Но в целом – всё как всегда: пасмурно, собачьи какашки повсюду, промозгло и очень печально.