Я осмотрела предлагаемое хозяйство и, прикинув в уме, что с этой комнатой можно поделать, немедля согласилась.
– У нас есть штатный мастер или разнорабочий? – я озадаченно потерла подбородок: найти кабинет-то мы нашли, и я даже придумала, каким хочу его видеть, но вот кто все это дело в порядок приводить будет?
– Игорь, – кратко ответил Марк Абрамович, – Он у нас и дворник, и сантехник, и электрик, и мастер на все руки…
– Ну вот и хорошо, – обрадовалась я, что у нас в распоряжении есть такой золотой человек. В конце месяца обязательно премию ему выпишу. Если, конечно, Соболев не решит, что от моего присутствия в галерее убытков больше, нежели приносимой пользы, и не уволит от греха подальше, – Где мне его найти?
– Я позвоню, – помощник достал из нагрудного кармана очки в тонкой золотистой оправе и стал тыкать пальцем в телефон-раскладушку так тщательно, как это могут делать только пожилые люди.
Как бы мне не хотелось поскорее освоить новое рабочее место, а работать придется в старом кабинете еще как минимум пару дней: пока новую мебель доставят, пока соберут, пока само помещение отмоют. Хорошо хоть стены и пол в приличном состоянии, нужно только шторы правильные купить, такие "воздушные".
"И получится не кабинет, а пироженка!" – вредно добавило подсознание. Порой мне кажется, что говорит оно голосом мамы и иногда Регинки.
Пока мы хлопотали по поводу переезда, наступило время обеда. Но я пребывала в такой эйфории, что есть нисколечко не хотелось. Хотелось наконец-то сесть и поработать как следует, чтобы не думали люди, что новая управляющая только ремонтом и занимается. Марк Абрамович покачал головой и самолично сервировал придиванный столик в старом кабинете.
– Нельзя же так, Мария Аркадьевна, – выговаривал старик, разливая чай по фарфоровым чашечкам, – Вы хоть чайку с шоколадом выпейте.
Огорчать старика не хотелось, тем более он на двоих накрыл, а значит ко мне присоединится, поэтому я театрально вздохнула и присела на диван. Чай оказался ароматным и терпким настолько, что я отнюдь не пожалела о согласии, хотя кофе мне и больше по душе. Рядом с расписным заварочным чайником бывший управляющий примостил поднос с конфетами, шоколадом и почему-то сыром. Причем сладости были настоящие, а не какие-нибудь суррогаты с эмульгаторами и соевым лецитином. Похоже тут знают толк в чайных делах и шоколаде.
За обедом Марк Абрамович рассказал о галерее, о том, как тут было до реставрации и даже немного о маме Егора, в честь которой тот и назвал галерею. Оказалось, она была перспективной и талантливой художницей, очень чуткой и доброй женщиной, а в единственном сыне души не чаяла. Егор же, когда мама была жива, был более открытым и эмоциональным, а после ее смерти захлопнулся как коробка, стал все держать в себе и даже от отца отдалился, что и не удивительно, ведь ему тогда было пятнадцать – самый что ни на есть подростковый кризис.