Глупая, отважная асса́ру…
Маар хмыкнул, тряхнув влажными волосами, что налипли на скулы и шею, поддел пятками скакуна, пуская его в ночной лес. Демону нужна темнота.
***
Маар вернулся под утро, сменил одежду и присоединился к своим воинам, велев служанке, чтобы та сказала Истане спускаться. За ночь Маару удалось избавиться от горячивших тело мыслей о девушке, он даже встретил её равнодушным взглядом, когда она спустилась во двор. На этот раз он держался от неё далеко и не смотрел в её сторону, хотя её растерянность и, что неожиданно, стыд подлили масла в огонь. После того, как она попробовала на вкус его член, Истана испытывала стыд. Не ненависть и злость, а простую застенчивость. Это его позабавило. А может, она лжёт? Хитрая дрянь хочет усыпить его бдительность? Но что скверно, Маару вновь захотелось ощутить её губы на своей плоти. Он хотел кончить не на руку асса́ру, а на её нежный влажный язык, ему хотелось, чтобы она глотала его семя и испытывала такой же стыд и наслаждение, пусть даже она бы соврала ему…
В этот день Маар не следил за мной, по крайней мере, не так пристально. Я ещё вздрагивала от воспоминаний о том, что произошло вчера. Я никогда не делала этого, и то, что смогла, выворачивало меня наизнанку. С исга́ром шутки плохи, в нём и в самом деле было что-то демоническое, я убедилась в этом окончательно, когда он испытал на мне свои силы. Только непонятно, почему он меня так ненавидит, что я сделала?
Местность, через которую мы двигались, изредка вставая на привал, не менялась. Снежные скалы, буро-коричневое кружево леса, оплетающего их, просто будоражило моё воображение. Мы останавливались в низинах гор, у озер с кристально чистой водой. Они были неглубокими, часто виднелось каменистое дно. Некоторые были покрыты льдом, иных лёд не коснулся, возле таких озёр воины и делали привал. Из мужчин ни один ко мне не приближался – быть может, приказ стража, а может, они так же, как и исга́р, ненавидели меня. Порой я даже не могла отличить в их взглядах ненависть от похоти, хотя, наверное, они вмещали в себе и то, и другое. И только Донат как-то подбадривал меня, старался находиться рядом, но, когда я случайно напарывалась на взгляд Маара, я кожей чувствовала, что мне не сойдёт это с рук, поэтому Доната я тоже сторонилась.
В одиночестве я опустилась у кромки воды, чтобы напиться и наполнить бурдюк – кажется, к такому виду путешествия я начала привыкать, будто бы всегда жила в таком ритме и в такой среде. Да, чувство, что мне всё это знакомо, всё больше пускало вглубь корни. Я старалась не думать о доме, мысли о нём меня расстраивали, и хотелось плакать, но плакать мне нельзя, нельзя показывать свою слабость перед ними, перед этими волками. Я это тоже подсознательно знала. В глади воды я пыталась рассмотреть себя, но то, что видела, не утолило моего любопытства, и я вздрагивала, когда со спины подходил Маар, шурша сапогами по обмёрзшему щебню. Ему категорически не нравилось, что я пытаюсь рассмотреть себя. А потому я решила при первом удобном случае собрать осколки зеркала и понять, наконец, в чём загвоздка.