– Нет, – он стиснул сильнее.
Я замерла, оставалось только сносить его стальные тиски. Это ненормально, это всё уже слишком!
– Маар! – раздался зычный голос Шеда за пологом.
Я вздрогнула, а страж только плотнее прижал меня к себе, сотрясаясь от раздражения.
– Мениэр!
Ван Ремарт всё же высвободил меня, заправляя за моё ухо влажную прядь, мазнув по скуле краями губ, оставляя лёгкий след влаги. Он поднялся, а я обессиленно повалилась на ковёр, успев выставить руки, чтобы не упасть совсем. По полу колыхнулся сквозняк, тронув языки пламени.
Я не помнила, сколько вот так сидела. На виски давило, стучала боль где-то в затылке, от съеденного меня подташнивало. Я осторожно пошевелила повреждёнными пальцами.
Маара трясло. Эта лживая дрянь свела его с ума. Он лишился рассудка окончательно. Асса́ру толкнула его к краю, где он едва не сорвался в собственное безумие. Выйдя в другую часть шатра, оставив Истану одну, едва сумев оторвать её от себя, страж дышал рвано и глубоко. Оголённые нервы вместе с жилами, казалось, вот-вот лопнут от дикого напряжения. Она ведьма. Проклятая асса́ру завладела им, она получила своё, он не контролирует себя – уже нет, его хладнокровность раскололась в дребезги, как глыба льда. Когда она закусывала губы и терпела боль, в этот миг он одурел.
Когда Маар увидел, что Истана не притронулась к пище, он вскипел. Желание придушить её всколыхнулись в нём ядом вместе с вожделением, которое становилось с каждым мгновением пребывания рядом с ней всё оглушительней, исступлённее, до того болезненно-остро ощущалось, что его яйца сжимались в узел, а член наливался кровью, доводя до помешательства и оглушительного звона в ушах. В тот миг, когда он нашёл Истану лежащей на постели, уже не спящей, но не желающей даже повернуться к нему, показывающей своё пренебрежение, Маар решил сначала затрахать её до полусмерти, а потом задушить за то, что она не слушает его, не исполняет то, что он требует от неё, во благо же ей самой. Упрямая, свободолюбивая, гордая асса́ру осмелилась идти против его воли. Но когда её ненависть полилась из красивых губ, ударяя по нему комьями грязи, он озверел. Он впал во всепоглощающую ярость, жаждал вывихнуть её пальцы один за другим, мучительно медленно. Этот безобидный трюк он применял частенько, и тот всегда срабатывал, в нём нет ничего вредного – умелое движение, и жертва готова сдаться с потрохами. Маар делал это с мастерством палача. Истана сломалась. Холодная, неприступная асса́ру покорилась. Она бросилась к еде, со страхом и отчаянием, одичало вгрызалась в мясо. Маар видел, как тряслись её тонкие пальцы, как дрожали губы, и брови хмурились от обиды и боли, вздулись тонкие нити вен, по щекам текли блестящие слёзы, её всю колотило, вся её надменность рухнула, открывая ему другую Истану, такую беспомощную, уязвимую, трепетную, что внутри стража дрогнуло что-то. С дикой силой разорвалась внутри боль, едва не проламывая рёбра мужчины.