Маар просил прощения, утешал, лишь бы её боль внутри него стихла, лишь бы хоть как-то заглушить её надрывное немое рыдание. Он схватил девушку и прижал к себе, стиснув в объятиях, успокаивая и утешая. С ним никогда такого не случалось. Никогда. Внутри растекался адский пожар, и горло перетягивала верёвкой жгучая вина за то, что он причинил ей такую боль, как оказалось, для неё почти невыносимую. Этого Маар не ожидал. Он причинил вред Истане, такой маленькой, хрупкой, ранимой. Он своей грубой силой искалечил её, раздавил и заставил страдать и корчиться от боли. Он ничтожество, он выродок. Истана права, в нём нет ничего хорошего, нет ничего человечного, его руки по локоть в крови, а душа давно утопла в чёрной смоле ненависти и жажды возмездия. Он желал, чтобы страдали все, как и он когда-то. Так же безнадёжно и отчаянно, до остановки сердца он жаждал, чтобы и она страдала, как он, в тот миг, когда она обрушивала на него свою ненависть, чтобы на долю испытала ту муку и глубину мрака, что и он. Она его страшно гневила, до испепеляющей одури, до бешенства и кровавых пятен перед глазами, он готов был в любой миг убить её и одновременно прижать к груди, целовать пальцы рук и ног, бесконечно дарить нежность и ласку. Ни одна женщина не вызывала в нём такое бешеное противоречие.
Но Маар понимал и другое – чем больше и ярче он испытывал всё это, тем сильнее ожесточался в нём исга́р. Тхара права – ему лучше её убить. Но уже слишком поздно. Маар это понял, когда только что держал Истану в своих руках, ощущая биение её сердца кожей, а его собственное трепыхалось в конвульсиях. Он не сможет. Уже нет. Он боится её потерять – старуха видела его насквозь, когда говорила это. Асса́ру Истана – это его яд, и если он не найдёт противоядие, то в этой борьбе он погибнет рано или поздно…
Плевать.
Маар, больше не медля, схватил плащ с сундука. Накинув меха на плечи, вышел из шатра. Порыв ветра ударил в грудь, обдав снежной волной из ледяной крупы. Он немного отрезвил, остужая кипящий магмой пыл. Шед, закутанный так, что только одни глаза виднелись из-под капюшона, указал в сторону стойбища коней.
– Волки разодрали двух лошадей.
Маар скользнул взглядом по лагерю, оглядывая островерхие шатры, занесённые сугробами, средь которых с факелами в руках сновали его воины. Мела пурга так, что невозможно было отличить небо от земли, и только-только креп рассвет, окрашивая всё вкруг бледным золотом.
– Этой напасти стоило ожидать, нужно было заранее о том подумать.
Голодные звери, теперь испробовав легко добытого горячего мяса и крови, теперь повадятся нападать, и нужно что-то решать, иначе они к окончанию ненастья лишатся всех лошадей – самого ценного, что есть у путников. Без лошадей застрянут неизвестно на сколько дней, недель или даже месяцев. Остался последний длинный переход, а там доберутся до земель Энрейда, что едва не граничит с долиной смерти, где и начинается Излом, где ждёт Маара новое пристанище – крепость Отрмор.