Слава Богу, что часть капитанов, не подчинявшихся Рочестеру напрямую, ему удалось переубедить: после смены галса Эдвард увидел осторожно уходившие на запад суда и понял, что хотя бы с ними проблема решена; но превосходство все еще было на стороне владельца компании. Пиратские корабли, легкие и маневренные, в прямом бою не продержались бы против вооруженных не слишком крупнокалиберными, но многочисленными пушками судов неприятеля. Собственно, весь расчет защитников Тортуги был построен на неожиданности атаки.
Барк под гордым названием «Непобедимый», флагман Рочестера, открыл огонь первым. Поспешили, с невольной злой усмешкой успел подумать Дойли: ни одно из ядер не задело борт брига – расстояние в триста пятьдесят ярдов было еще слишком велико. Он сам, знавший некоторые тонкости, позволяющие увеличить точность стрельбы, был рад убедиться в том, что это неизвестно его противнику. Эдвард предпочел бы даже выждать еще несколько минут, позволив разрядить еще несколько вражеских бортов – те как раз стали заворачивать ближе к берегу, надеясь отрезать и взять в кольцо бриг – но было уже поздно: они как раз подходили к условленной черте.
Грохот пиратских орудий из засады, по всей видимости, не стал для Рочестера полной неожиданностью – слишком уж быстро его суда дали ответный залп. Что насторожило Эдварда намного больше, так это то, что стреляли они через орудие, не торопясь полностью разряжать борт и к тому же не сбавляя скорости: Рочестер явно намеревался любой ценой добраться до гавани. И эта тактика оказалась верной. Едва эскадра продвинулась еще на сотню ярдов вдоль берега, наперерез ему двинулись покинувшие свое укрытие пиратские корабли. Их было больше – Дойли успел оценить это еще по прибытии на Тортугу – и тем страшнее было ему видеть воцарившийся вокруг хаос.
На войне ему не раз и не два приходилось видеть, как гибнут люди. То была необходимость – суровая и беспощадная. Как умирают корабли – с оглушительным грохотом взрываясь изнутри от точного попадания в пороховой склад, уходя под воду медленно и тяжело, со стонами, точно оседающее на землю раненое животное, треща по швам сломанными мачтами, как перебитыми костями – он видел всего несколько раз и теперь понимал, почему пираты, столь привязанные к своим плавучим огромным жилищам – многим из них судно действительно было единственным домом – чаще всего забирали себе или просто оставляли чужие корабли на плаву, не желая отправлять их на дно. Зрелище было действительно страшное; ни до, ни после Эдвард не видел ничего подобного, и впервые в его смелом, ожесточенном вдобавок жаждой мести сердце родился самый настоящий, искренний ужас перед тем, что, возможно, его самого ждет та же участь спустя всего несколько минут.