Стоял чудесный солнечный вечер, после одуряюще жаркого дня казавшийся неожиданным подарком, по меньшей мере, самого Господа Всемогущего – редкое и оттого особенно ценное явление здесь, на побережье Карибского моря. Даже бывалые моряки, много лет заходившие в этот порт и в принципе не слишком расположенные к восторженному созерцанию красот природы, подолгу отрывались от своих дел, морщась и жмурясь, глядели на золотое небо и пылающее под ним ослепительно яркое море. Затем встряхивали волосами, произносили тоскливо и мечтательно: «Эх…» – и снова возвращались к своим обязанностям: напоследок проверяли снасти, перетаскивали на палубу тюки с товарами и продовольствием, жадно посматривая на уютно примостившиеся в трюме бочки с мутноватым обжигающим ромом – пить на самом судне с давних пор пиратам строго запрещалось, а Тортуга, при всем своем благополучии, была именно пиратским портом.
Однако молодую девушку с необычайно суровым и серьезным, хотя и совсем юным, свежим и красивым лицом, только что сошедшую на берег, это, похоже, нисколько не волновало. Едва корабль причалил, она сразу же хладнокровно вручила капитану небольшой позвякивающий мешочек, – плату за свое пребывание на судне – забросила за спину сумку с немногочисленными пожитками, махнула рукой команде и мгновенно растворилась в толпе. Впрочем, возникни у кого-нибудь из особо любопытных матросов желание проследить за ней, он нашел бы, что эти ее действия как раз были наименее странными.
Девушку, вопреки элементарным правилам приличия и соображениям ее личной безопасности, никто не встречал – ни отец, ни брат, ни жених, ни посланный кем-то из них слуга. Более того, отойдя подальше от пристани, она не поспешила сразу же покинуть порт, полный посторонних мужчин, а наоборот, пошла более медленным шагом, часто останавливаясь и оглядываясь вокруг, как человек, приехавший в когда-то хорошо знакомые места после долгого отсутствия. Иногда она подолгу застывала, глядя на какой-то неприметный кабачок или крохотный прилавок торговца сушеной рыбой и фруктами, и ее непроницаемые черные глаза наполнялись слезами. Пару раз девушку окликали, но она с прежним равнодушным видом проходила мимо, даже не опуская руки на рукоять заткнутого ею за пояс пистолета и лишь в особо редких случаях удостаивая желающих познакомиться парой крепких выражений на смеси испанского и английского.
Набродившись вдоволь, она зашла в уже облюбованный ею больше часа назад, когда только начинало смеркаться, портовый трактир, довольно чистый и просторный, по большей части посещаемый теми, кто имел возможность расплатиться деньгами, а не снятой с себя одеждой или оружием. Внимательно оглядев зал, она сразу же подошла к одному из слуг, разносившему тарелки с закусками, и по–волчьи усмехнулась: