– Не сердись! – услышал он виноватый голос и почувствовал, как ладони Марианны, а следом щека робко прижались к его спине.
– Впредь не смей расставлять мне ловушки! – с тихой яростью потребовал Робин, оставаясь неподвижным, ничем не ответив на ласковое прикосновение.
– Прости, – прошептала Марианна. – Ты никогда не говоришь о том, что было с тобой до Шервудского леса…
– Что ты хочешь узнать? – холодно осведомился Робин.
– Кто ты на самом деле, – ответила Марианна.
Робин резко повернулся к ней лицом и, сложив руки на груди, смерил Марианну отчужденным взглядом с головы до ног. Вся его поза выражала сдерживаемый гнев и при этом была исполнена такого достоинства, словно перед Марианной стоял молодой король неведомой ей страны.
– Изволь. Я преступник, объявленный вне закона, заочно приговоренный властями к казни, – отчеканил он и, заметив, что она ждет еще каких-либо пояснений, с прежним холодом усмехнулся. – Это все, Марианна.
Больше он не сказал ни слова, и они, стоя лицом к лицу, молча смотрели друг другу в глаза. Марианна вдруг сделал шаг к нему, положила ладони Робину на плечи и улыбнулась. Она поняла.
– Да, это ты. И то, о чем ты сказал, не имеет для меня значения.
Его жесткий взгляд дрогнул, в глазах появилось смятение. Он бережно сжал ладонями ее лицо и заглянул в глаза так, словно хотел проникнуть в самую глубь ее души.
– Ты не понимаешь, Мэриан, насколько это опасно! – прошептал он. – Ты просто не задумывалась об этом.
– За кого ты опасаешься, Робин? – тихо спросила Марианна.
– За тебя. За себя самого мне уже поздно бояться, – грустно улыбнулся Робин и отнял ладони от ее лица.
Он подошел к столу, наполнил вином кубок и поднес его к губам, глядя в окно на темнеющую гряду леса, но не видя ее.
– Может быть, нам надо еще раз подумать об этом? – чуть слышно сказала Марианна, не сводя с него глаз. – Не тебе одному, а вместе со мной? Сейчас или позже – как ты решишь.
– Нет, – ответил он с неумолимой твердостью. – Сейчас или позже, с тобой или без тебя – сколько бы мы ни думали, ничего изменится.
Марианна залилась жгучим румянцем стыда, поняв, что этими словами он отверг ее и отказался от чувств, в которых она ему не признавалась. Словами – поправила Марианну собственная гордость – только словами, но он и без слов прекрасно догадывался о том, как много стал значить для нее. Но то, что не находит взаимности, должно умереть, чтобы не обернуться навязчивостью. Гордо вскинув голову, Марианна резко отвернулась и хотела уйти, оставив Робина одного.
О, как мгновенно он почувствовал произошедшую в ней перемену, понял всю бурю ее чувств! Не успела она сделать и шагу, как оказалась в его объятиях, прижатой к его груди.