Леди Марианна Невилл подняла бровь и выразительно посмотрела на мажордома. Тот, правильно истолковав ее взгляд, воздержался от дальнейших расспросов.
– Воля ваша! – буркнул он, нахмурившись. – А что мне сказать лорду Невиллу, если он заметит, что ваша лошадь исчезла, а взамен нее объявился этот вороной? Что вам разонравилась серая масть? Э, да этот жеребец в придачу ко всему еще и хромой!
– Хьюго, распорядись, чтобы мне сейчас принесли в конюшню ключевую воду и все, что нужно для перевязки. И пусть леди Клэренс пришлет туда же мою шкатулку с мазями. Этот конь ранен, я хочу осмотреть его рану и перевязать.
– Право, леди Марианна, лошадью могут заняться конюхи, я сейчас позову кого-нибудь из них. А вам лучше переодеться, пока не вернулся сэр Гилберт. Он, как только увидит вас в этом платье, так сразу поймет, что вы опять убегали в лес на целый день. Да и сапожки у вас совсем от росы промокли! Вдруг простудитесь и сляжете?
– Делай что сказано, Хьюго! – рассмеялась в ответ Марианна и, не обращая больше внимания на ворчание мажордома, повела вороного в конюшню.
Она устроила коня в деннике, который раньше занимала ее лошадь, отданная лорду Шервуда, и вороной нетерпеливо потянулся к яслям со свежескошенной травой. Лошади, почувствовав чужака, а рядом с ним – хозяйку, которую они все считали своей собственностью, ревниво заволновались. Воин зафыркал, грозно заржал в ответ и ударил копытом о стену, давая понять, что не спустит обиду.
Марианна ободряюще потрепала его по холке. Жеребец посмотрел на нее темными умными глазами, обернулся к открытым дверям конюшни, издал звонкое, заливистое ржание и замер, навострив уши: не ответит ли хозяин на его зов.
– Не грусти! – прошептала Марианна, прижимаясь лбом к шее вороного, и, закрыв глаза, мечтательно улыбнулась. – Пять дней… Нам с тобой надо подождать только пять дней, и мы снова увидим Робина. И будет праздник – ваш праздник прощания с летом, на который он пригласил меня. Надо потерпеть всего только пять дней!
По дороге, которую обступает лес, медленно движется большой конный отряд – два рыцаря, оруженосцы, ратники, слуги, повозки. Дорога размокла под затяжными дождями, а именно в этот день дождь перешел в мокрый снег. Холодные снежные хлопья насквозь пробили тяжелые меховые плащи и конские попоны. Отряд едет в полном молчании – не то что беседа, но и просто случайное слово требует сил, которые забрали непогода и долгий путь по раскисшей дороге.
Издали раздается заливистое конское ржание, и следом за ним – топот копыт. Между мокрых черных стволов мелькает яркий алый всполох, стремительно разрезая серую пелену зимнего дня и притягивая к себе взгляды усталых путников. Рыцари останавливаются, за ними останавливается весь отряд. На перекресток дорог на полном скаку, словно их лошадям нипочем непогода, выезжают пять всадников: девушка в алом плаще на черном как смоль жеребце и четверо ратников – двое впереди всадницы и двое следом за ней. Осадив вороного, девушка всматривается в утративший строй и беспорядочно сбившийся отряд и приветственно поднимает руку. Один из рыцарей отвечает ей таким же приветственным взмахом, а второй тем временем пытается разглядеть всадницу. Но ее лицо наполовину скрыто белой вуалью для защиты от ветра и мокрого снега. Лишь большие ясные глаза скользнули по лицу рыцаря безразличным взглядом.