– Ты просто с ума меня свела, Мэриан! Все эти три дня я думал о том, каким будет твое решение. Надеялся и боялся надеяться, – прошептал он, уронив Марианну в густую россыпь ее светлых волос, и низко склонился над ней. – До встречи с тобой я не верил, что любовь к женщине может настолько завладеть мной!
– А ты с самой первой минуты, едва я увидела тебя в прошлом августе, притягивал меня, и так неумолимо, что я ничего не могла поделать с собой!
Она потянула его к себе, но он, улыбнувшись, не подчинился.
– Нет, милая! Не раньше, чем я услышу твою мольбу.
– Мою мольбу?! Прежде ты сам утратишь терпение! – смешком отозвалась она.
– Посмотрим! И есть одно условие: я устал быть деликатным, поэтому больше никаких запретов для меня.
– Для тебя? А как же я?
– А ты… – протянул он, поддразнивая ее. – Ты и целоваться-то умеешь только благодаря мне.
– Тогда позволь мне поблагодарить тебя за науку! – сказала она и впилась в его губы жарким поцелуем.
Этот поцелуй стал первым и последним проявлением ее воли, которую Робин тут же пресек, подчинив Марианну себе. Она с готовностью покорилась ему, и вскоре ей показалось, что не осталось ни единого уголка ее тела, который не изведали бы его руки или губы. Она думала, что узнала его за ночи, что они провели вместе, но поняла, что узнала в самой малости. Как он и предупредил, его ласки утратили деликатность, на место которой заступили опытность и изощренность. Сейчас он позволял себе делать то, от чего прежде воздерживался, показал ей, что на ложе нет места никаким запретам. И, конечно, он добился своего: она сдалась, не выдержала, взмолилась.
Они слились воедино в неистовом натиске, и совсем скоро она, наконец, узнала ответ на вопрос, который задавала Робину: что он испытывает при близости с ней. Он поймал губами ее громкий возглас, сменившийся стоном, за которым последовал бессвязный шепот, где его имя мешалось с самыми нежными словами благодарности. Он на миг замер, прижав к себе ее ослабевшее тело, но один лишь взгляд, которым он посмотрел в ее затуманенные и еще отрешенные глаза, вызвал в его теле сильнейший отклик. Из его груди вырвался протяжный хриплый крик, перешедший в стон. Проясняющимся взором Марианна увидела, как преобразились ненаглядные черты его лица.
– Я люблю тебя! – шептал Робин, зарываясь лицом в волосы Марианны и жарко целуя ее в шею. – Сердце мое, я так люблю тебя!
Она прижалась лбом к его горячему плечу, обвив его всем телом. Грозный лорд Шервуда – он был сейчас таким беззащитным в ее объятиях, утратив обычно окружавший его ореол силы и властной уверенности. Как прежде Робин размышлял о доверии Марианны к нему, так и она сейчас подумала о том, что весь облик возлюбленного в эту минуту свидетельствует о безмерном доверии к ней, и поняла наконец, о какой ее власти над ним он говорил в первую ночь.