– Подожди, Мэриан, – тихо сказал он, и она почувствовала, что его уже нет с ней рядом.
В его ладонях вспыхнул огонек, осветив хмурое лицо Робина, перепрыгнул в очаг на охапку дров и тут же разгорелся, заполнив дом ярким радостным светом. Робин рывком снял через голову куртку и не глядя швырнул ее в угол, потом снял пояс с оружием и бросил туда же. Устало расправив плечи, он яростно встряхнул головой, словно волк, отгоняющий от себя дремоту. Марианна села, подтянув колени к груди, и закуталась в плащ, неотрывно следя широко распахнутыми глазами за движениями Робина. Достав из сундука кувшин с вином, он налил кружку и вернулся к Марианне.
Сев на кровать рядом с ней, он обнял Марианну за плечи, придвигая к себе, и приставил край кружки к ее губам. Безуспешно пытаясь сделать глоток прыгавшими губами, она выпростала руки из-под плаща, обхватила кружку ладонями и сама поднесла к губам. Терпкая влага обожгла ее пересохшее горло, и она принялась глотать вино жадными крупными глотками, словно жажда сушила ее огнем. Пальцы Робина прикоснулись к ее руке, медленно обвели запястье, потом второе. Марианна повернула к Робину голову и увидела, какой яростью вспыхнули его глаза.
Оба ее запястья были стерты до крови. Робин бросил взгляд на ноги Марианны, открывшиеся из-под сползшего на кровать плаща, и его губы искривились в оскале ненависти: на ее лодыжках были такие же кровавые потертости – следы от веревок. Так же были поранены и уголки ее распухших, искусанных до крови губ.
– Я сопротивлялась, – услышал он ее спокойный охрипший голос, в котором не было и следа прежней мелодичности.
Таким же ровно-спокойным был ее взгляд, встретившийся с потемневшим от боли взглядом Робина. Лишь в самой глубине ее глаз, неестественно огромных из-за черных полукружий, едва заметно что-то дрожало и переливалось светлым расплавленным серебром.
– Вернее, пыталась, – уточнила она безжалостным к самой себе смешком.
– Бедная моя! – выдохнул Робин и дрогнувшей рукой отбросил с ее лба короткую прядь неровно обрезанных волос.
Марианна резко отпрянула от его руки, выронила кружку и, зажав ладонью рот, опрометью выбежала из дома. Бросившийся следом за ней Робин застыл в дверях, увидев, как она, упав на колени, содрогается в неудержимых приступах рвоты, выворачивающей ее наизнанку. Когда приступ закончился, у нее не хватило сил даже встать на ноги. Она покорно позволила Робину поднять ее и, пока он мыл ее лицо, зачерпывая воду из дождевой бочки, лишь жмурила глаза, когда в них попадала вода. Она очень хотела, чтобы он что-то сказал, и не меньше боялась услышать любое его слово, но он молчал, и лишь хриплое, неровное дыхание вырывалось из его груди.